Одиночество-12 - читать онлайн книгу. Автор: Арсен Ревазов cтр.№ 86

– Мне есть, куда поехать. Спасибо за беспокойство о моей судьбе. Я все сказала. Я найду чем заняться без тебя. Выбирай.

– Но это ультиматум.

– Да, это ультиматум.

– Маша! Опыт поколений, гены и воспитание – все говорит мне, что ультиматумы принимать нельзя. Даже от беременных. Тем более, что ни твоей жизни, ни твоей беременности сейчас ничто не угрожает.

– Не принимай.

– Я предлагаю помириться. Ну, Маша! Машенька! Машка!

– Я не ссорюсь. Я все сказала и жду твоего решения.

Черт знает что. А она-то что хочет? Спасти мою жизнь, а зачем? Чтобы потом заставить жить меня ее жизнью? Нет. Пора кончать этот идиотизм. Нельзя идти на поводу у женщины. Тем более у сильной женщины. Не хватало мне еще становиться подкаблучником. Хватит с нас Антона. Сильная женщина – не мечта поэта. Стоп… Сильная… И тут вдруг я понял. И ужаснулся своей мысли.

– Я все решил. Я буду действовать по плану. Согласованному, кстати, с тобой. Если ты захотела послать меня на хер, потому что, например, ребенок не от меня, то могла бы придумать предлог получше. Поблагородней.

Кажется, это был удар ниже пояса. На самом деле, я предчувствовал, что говорить на эту тему было необязательно…

– Всего хорошего, дорогой.

Маша поднялась, вышла из-за стола и пошла в номер. Я остался в баре. Заказал виски, но он как-то не пошел. Я позвонил Антону. Он обозвал меня олигофреническим самовлюбленным долбоебом.

– Ты бы сказал, «Конечно, дорогая! Будет все как ты захочешь». И отменил бы этот несчастный монастырь. Тем более, что у Маши конечно сейчас с головой не все в порядке. И это нормально. Ты представь себе: погони, убийства, а теперь еще и беременность?! А потом, если ты уж считаешь, что без этого Окама жизни тебе нет, ну и съездил бы туда тайно. Или я бы съездил. Это же не горит, правда? Или Маша бы остыла! Ну что ты за идиот?

– Так что ты посоветуешь?

– Идти извиняться!

– После ультиматума…

– Какие ультиматумы между своими людьми? Ау! Своими!!! Ты охренел в своих тюрьмах? Нельзя придираться к форме выяснения отношений? Я уже не говорю, что и выяснять их не стоит… Иди!

– А что с Матвеем?

– Я освобожусь примерно через месяц. И мы его вытащим. Один в это дело не суйся.

– А ты не можешь освободиться пораньше? Жалко Мотю.

– Не могу. Правда, не могу. Мотя там в порядке. Дожидается нас.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю.

Я повесил трубку и пошел в номер, определенно решив воспользоваться советом Антона. По дороге я раздумывал может ли чужая женщина стать если не своей, то родной. Чужая – оттого, что я и раньше-то Машу не очень понимал, а уж сейчас… Но решил, что при определенных обстоятельствах – может. На душе у меня стало гораздо легче. Чтобы понять, ссылаться мне на разговор с Антоном или нет при объявлении капитуляции, я остановился на лестнице и выкурил сигарету. Решение честно пересказать Маше разговор с Антоном переполняло меня, когда я открывал дверь номера.

Но первые фразы застряли у меня в горле. Говорить мне было не с кем. Маши не было. Нигде. Ни Маши, ни ее чемодана с сумкой. При том, что моя сумка одиноко торчала на чемоданной подставке.

Я, опережая собственный крик, понесся по лестнице в ресепшн. Там на меня сочувственно посмотрели и, озабоченно улыбнувшись, объяснили, что леди взяла такси минут десять назад и уехала.

– А чемодан?

– Да, леди была с чемоданом. И леди оплатила счет. Полностью. По завтрашний день включительно.

Я, покачиваясь, вернулся в номер в полной уверенности, что никакой записки я там не найду. И, действительно, никакой записки там не было.

И все. Мир прекратил свое существование. Вселенная схлопнулась.

Я лежал на постели, уткнувшись лицом в подушку. Праздник кончился. Господи, зачем ты сделал меня таким уродом?

И хотя степень моей вины суд мог оценивать по-разному, но наказание, которое мне досталось, выглядело пугающе. Одиночество. В его самой неприятной версии – «Настоящее Одиночество».

В далекой юности я читал дурацкую, но очень модную американскую книжку «Жизнь после смерти». Она представляла собой свод рассказов людей, переживших клиническую смерть, но потом заботой врачей вернувшихся к жизни еще на некоторое время. Там были повторяющиеся от случая к случаю рассказы (этим повторением авторы пытались доказать объективность исследования), что умерший летит по каким-то коридорам навстречу потоку света, или, что он видит свое тело со стороны. Но это все ерунда. Тем более, что в хатском трипе я и не такое видел.

А вот то, что человек сразу после смерти испытывает потрясающее страшное по своей силе одиночество – это меня как-то очень неприятно потрясло. И трясет до сих пор. Одиночество возникает у умершего оттого, что он видит окружающих людей, обычно врачей или родственников, слышит их слова, а сказать им в ответ уже ничего не может. Неужели это правда? Ты всех видишь, ты всех слышишь и ты не можешь никому ничего сказать?! Даже знак какой-нибудь подать??!! Ненавижу смерть!

Однажды Антон сказал, что основная экзистенциальная проблема любого продвинутого человека во все времена заключается в том, что он не может добиться того, чего больше всего хочет. А наше извращенное время свело эту проблему к абсурду подстроив все так, что современный продвинутый человек не знает, чего, он собственно, больше всего хочет.

«Да, – говорил я Антону, – зато я знаю, чего мы все не хотим. Мы не хотим одиночества».

«Подумаешь, – говорил Антон. – Мы много чего не хотим. Лень перечислять. Больше всего мы не хотим терять то, что имеем. Любимых, близких, деньги, положение в обществе. Да ту же жизнь…»

Я как сомнамбула поднялся с постели, механически не глядя на то, что я делаю, собрал вещи и поехал в аэропорт, уговаривая себя, что один шанс из десяти у меня все-таки есть.

Через день полубезумного пребывания в аэропорту (у меня уже два раза проверяли документы местная полиция) я почти пришел в чувство после получасового разговора с Антоном. Две его основных идеи звучали так:

Маша никуда не денется. Не в первый раз, в конце-концов… Хотя я, конечно, редкая сука.

Раз уж принесены такие жертвы, то мне необходимо все-таки добраться до монастыря и выяснить, зачем туда так рвался Химик.

Я не стал с ним спорить и говорить, что вот так, конечно в первый раз. И, кстати, в последний. В конце-концов, Антону с его непорочной семейной жизнью понять меня было не просто. Мысль о жертвах показалась мне более адекватной. Гораздо более адекватной. Я взял билет до Саппоро и пошел покурить перед посадкой по привычке разглядывая всех, вылезающих из такси и автобусов.