И тут человек заговорил. Коротко, сухо и просто.
– Ваши документы будут готовы через два часа. Инструкции о том, что делать в Токио, вы получите в самолете. Вопросы?
– А визы, билеты?
– Ваши документы будут готовы через два часа.
Маша решила, что организационные вопросы исчерпаны и поэтому перешла к необязательной части:
– У нас остались вещи. Тунгусская, номер 25 квартира 3.
– Хорошо. Сделаем.
Он включил рацию.
– Сорок первый, я – восьмой. Подскочи на Тунгусскую, 25. Да. В третью квартиру. Собери там вещи. Только по-тихому.
Я не смог скрыть своего восхищения всем происходящим и сказал: «Круто!». Человек в плаще посмотрел на меня с легким удивлением. В его глазах читалось что-то вроде «ребята, я не понял, вы что, первый раз замужем?» Я, на всякий случай, решил молчать.
Мы приехали в аэропорт. Человек в плаще сел подчеркнуто отдельно.
Мы смотрели телевизор и тихо переговаривались. По местному каналу опять показали наши фотороботы. Человек в плаще посмотрел на них, перевел взгляд на нас и чуть заметно покачал головой. Остальным людям вокруг не было до нас никакого дела.
Как только объявили посадку, он подошел к нам сам и передал пакет и посадочные талоны.
– Ваши документы в пакете. Ваши вещи в самолете. Удачи!
Он исчез, даже не кивнув на прощание.
Мы сели в самолет.
Я вскрыл пакет. Два паспорта. Причем немного потертых, с какими-то визами и штампами. Фотографии – наши. Имена – тоже. Фамилии – явно нет. Я превратился в Иосифа, а Маша в Марию Рогачевских. Вот так небрежно Антон нас взял и поженил. Ваучер на гостиницу, ваучер на трансфер – все как в хорошем турагентстве. И белый конверт без единой надписи. В нем лежал факс:
«Когда устроитесь в Токио, позвоните мне по тому же телефону.
Антон».
Мы долетели до токийского аэропорта Нарита. Вылезли из самолета, получили наши вещи с Тунгусской 25 и…
…на нас посыпались приколы.
– Я не поняла. Мы летели на восток, а должны перевести стрелки назад? На два часа?
– Да. Странная история. Мы летели на восток. Солнце было справа.
– Смотри! Они говорят по сотовому и держат трубку перед собой.
– Да. Офигеть. Видео-телефоны. Интересно, как решается в таких случаях проблема супружеских измен?
Из расписания этого автобуса следует, что мы будем в нашем отеле в 18 часов 32 минуты и 30 секунд. Ну и точность…
В Японии вставляешься не от обваливающейся на тебя экзотики как в Индии или во Вьетнаме, а от нюансов. Тонких, но очень трогательных. Например, стучит тебе в номер горничная, или клерк из room service c чаем или друзья из соседнего номера. А ты, естественно лежишь на постели. Читаешь гид и смотришь ящик. Потому что постель – твое любимое место в жизни вообще и в этой гостиннице в частности. И вместо того, чтобы вскакивать и идти открывать дверь стучащему ты лениво оборачиваешься и нажимаешь на кнопку. Дверь открывается. Посто как три копейки. Но в гостиницах других стран я что-то таких кнопок не видел.
Еще нюанс: бесплатные зонтики. Везде: в кафешках, в гостинице, в музеях. С соответствующими логотипами. Но зонтики – не просто реклама. Токио – город дождливый. Но носить с собой зонтик не обязательно. Если начнется дождь – ты получишь его практически в любом цивилизованном месте.
В общем, страна приятных нюансов: трехуровневые дороги, роботы-мойщики мостовых, унитазы в туалетах с тремя кнопками и двумя тумблерами, автоматы продающие все что угодно – пирожные, носки, сигареты, пиво, батарейки, газеты.
Когда мы сидели в ресторанчике и слушали там Beach Boys или что очень их напоминающее Маша осторожно спросила меня, что мне больше напоминает Япония – Запад или Восток?
– Говоря метафизически востока больше нет. И сторон света больше нет. Глобус кончился. Глобализация!
* * *
Первые несколько дней мы были в восторге. От еды, от запахов и видов. От свободы и любви. От иероглифов и заботливых английских сопровождающих надписей.
От музыки, которая нас окружала. Легкий западный рок, иногда фолк. Иногда кантри. Мягко и очень мелодично. Такая тихая очень хорошая незнакомая музыка. То ли американская, то ли японская на английском языке.
От дизайна. Какого-то невероятно совершенного. Идеально соответствующего месту. Простого и гармоничного. Маша в первый же день купила дорогой хороший фотоаппарат, три объектива и пыталась перевести это совершенство на пленку. Однажды я увидел ее, фотографирующую дверную ручку в ресторанчике. Обычную дверную ручку, сделанную совершенно неизвестным дизайнером в обычном ресторанчике. Но Маша была права: ручку можно было отправлять на выставку.
На второй день мы попытались приступить к поискам монастыря, но мой оптимизм быстро развеялся. По телефону выяснить что бы то ни было оказалось нереальным. Классический диалог через переводчика в лице чувака с ресепшн очередной гостиницы выглядел так:
– Вы монастрь?
– Монастырь!
– Учеников принимаете?
– Ммм???
– Ну, паломников?
– Ммм…
– Ну, то-есть туристов.
– Ммм!!!
– А из России к вам никто не собирался
– Ыыы…
Мы объехали несколько северных городов, побывали в трех национальных парках и дней через десять вернулись в Саппоро. Маша явно начала нервничать. Я объяснял это тем, что она еще хуже меня представляла себе, что делать дальше. Не с точки зрения поиска монастыря, а вообще по жизни. Я, как ценитель книги «Дао Винни Пуха» чувствовал себя спокойней, понимая, что все обязательно решится само-собой, но моя уверенность, что вот вскоре вернется Антон, мы освободим Матвея и как-то там разрулим историю с хатами, Маше не передавалась. Наоборот, мне казалось, что любой разговор на эту тему заставлял ее нервничать все больше и больше. Последние пару дней я вообще старался избегать разговоров о близком будущем. Они казались мне все более и более опасными для наших отношений.
Но тут строго в винни-пуховском духе начались изменения.
* * *
Мы вернулись в Токио, чтобы попытаться найти хоть какую-нибудь центральную контору, ведающую монастырями и очередной гостиничный клерк, которого я в процессе заселения озадачил поисками дзенского монастыря на где-то на севере, ожидавшего несколько месяцев назад в гости Илью Донского, за 15 минут нашел нам его адрес и телефон. И связался с ним на наших глазах, буднично улыбаясь.
Не успел я отнести это к очередному японскому чуду, как клерк сказал, что я могу туда поехать хоть завтра. А Маша – нет. Потому что монастырь – мужской.
Я не поверил. Клерк молниеносно нарисовал мне левой рукой на тонкой полупрозрачной гостиничной бумажке номер и набрал его еще раз, протянув мне трубку и уверив, что на той стороне понимают по английски.