Франческо продолжал говорить, но в какой-то момент я перестал его слышать. Его голос превратился в звуковой фон, потому что до меня, кажется, дошло, в чем истинная причина его ярости. На секунду (может, чуть дольше) я вдруг проник (или мне так показалось) в скрытый смысл его слов.
А потом этот смысл растаял так же быстро, как и возник.
Много лет спустя я прочел, что патологическая страсть к азартным играм объясняется стремлением обрести контроль над тем, что в принципе не поддается никакому контролю, иллюзией власти над собственной судьбой. Мне стало ясно то, о чем в то утро я лишь смутно догадывался. Франческо обозлился на адвоката Джино в первую очередь потому, что узнал в том несчастном своего двойника, свое зеркальное отражение. Увидеть себя в нем было для него невыносимо, и он обрушил на него свою ненависть, надеясь разрушить собственный страх.
Оба они страдали одним и тем же душевным недугом. Франческо, манипулируя картами и людьми, хотел оседлать свою судьбу.
Оба они, хоть и по-разному, ходили по краю одной и той же пропасти.
Я подошел к ним очень близко.
Мы сели под зонтиком в баре на набережной, застроенной большими домами в фашистском стиле, рядом с картинной галереей.
Франческо сказал, что мы обязательно должны получить свои деньги. Сам-то он выплатил свой проигрыш в тот же вечер. Он специально проиграл тому опасному типу, чьего лица я даже не запомнил, чтобы не возникло и тени подозрений насчет честности игры. Мы заплатили за стол, отсчитали процент с выигрыша и так далее.
Для начала нужно компенсировать расходы. «Тем или иным способом», — сказал он ровным голосом, будто речь шла о бухгалтерском балансе. Но выражение его лица мне совсем не понравилось.
Я предчувствовал, что скоро все пойдет наперекосяк. Словно в воздухе уже витало предвестье событий, не суливших ничего хорошего. Меня не покидало ощущение, что мы приближаемся к точке, откуда нет пути назад.
Я робко предложил махнуть рукой на этого беднягу. Мы вполне обойдемся без этих денег — у нас и так их слишком много. Я предложил разделить потери пополам и на этом успокоиться.
Мое предложение ему не понравилось.
Он замолчал, сжав губы, как будто с трудом сдерживал гнев. Потом, не глядя на меня, заговорил — тихо, но внушительно. Он говорил холодно, с металлом в голосе, как с подчиненным, который забыл свое место. Я покраснел, но он, по-моему, этого не заметил.
Вопрос не в деньгах. Нельзя оставлять неоплаченным карточный проигрыш. Это вызовет подозрения. Слухи расползаются быстро, а для нас это станет началом конца. Мы должны получить свой выигрыш. Целиком.
Я не стал задавать вопросов, которые напрашивались сами собой. Например, каким образом расползутся слухи, если в курсе дела только тот несчастный старик. А он уж точно не пойдет трепаться на каждом углу, что оплатил миллионный проигрыш необеспеченным чеком.
Но я ничего не сказал, потому что мне не нравился его тон. Мне не хотелось, чтобы он на меня разозлился и перестал мне доверять.
И тогда я согласился, что у нас нет выбора. Признал, что он прав. Мы не можем рисковать, спуская адвокату с рук подобную наглость. Мы должны забрать свои деньги, — я пробормотал это еле слышно, — иначе с нами покончено. Убеждая самого себя, я так же невразумительно пролепетал много еще чего.
И пока я все это говорил, моя подавленность исчезла. Как-то незаметно я убедил самого себя в правоте Франческо, и мои дурные предчувствия растворились в тупой, притворной и ободряющей уверенности в том, что у нас действительно нет выбора.
В конце концов я согласно кивнул — как бизнесмен, которого второму бизнесмену удалось склонить к принятию необходимых, хоть и болезненных действий.
Представлялось совершенно очевидным, что эти деньги мы собираемся получить не самым учтивым способом.
Глава 16
Встреча была назначена на восемь вечера в саду на площади Чезаре Баттисти, напротив центральной почты и юридического факультета университета. Моего университета.
Я немного опоздал — Франческо уже был на месте.
Он ждал меня не один.
Его звали Пьеро. Среднего роста, обычного телосложения, с невыразительным лицом. Лет тридцати пяти, может, чуть старше. Если бы не прическа, он выглядел бы совсем уж неприметным. Он носил длинные, выкрашенные в белый цвет волосы, собранные в хвост идиотской розовой резинкой. От его туго набитой черной барсетки из натуральной кожи неуловимо веяло жуткой пошлостью.
Предполагалось, что Пьеро пойдет со мной к адвокату — он знал его домашний адрес — и поможет мне убедить Джино выплатить долг. Быстро и без лишних разговоров.
Перед уходом Франческо угостил нас аперитивом в «Почтовом кафе». Том самом, куда я обычно заходил после лекций, семинаров или экзаменов.
Пока я пил холодное просекко, жевал фисташки и предавался воспоминаниям о прошлой жизни, меня охватило чувство нереальности. Как будто все это происходит не со мной. В то же время мне стало казаться, будто никакой прошлой жизни у меня не было. Я словно болтался между двумя пустыми пространствами, ощущая это пронзительно и вместе с тем отупело.
Мы вышли из кафе, и Франческо — разумеется, он не мог пойти с нами — попрощался. Он пожал Пьеро руку и похлопал меня по плечу. Удовлетворенный.
Мы оказались неподалеку от здания суда. Квартал, убогий днем и опасный ночью. Пьеро указал мне на дверь в трехэтажном обшарпанном доме. На диалекте он сказал мне, что этот самый обитает здесь. Мы сели на капот припаркованной на другой стороне улицы машины и принялись ждать.
Пьеро работал фельдшером в городской больнице, но, по его словам, ходил на работу только когда хотел. То есть почти никогда. Коллега ставил за него печать в личном табеле, а главврач отделения закрывал на это глаза. Зато, если требовались особые услуги — найти украденную машину или что-нибудь еще в том же духе, — начальство обращалось к нему.
Он говорил бесцветным голосом на смеси итальянского и диалекта. И все время курил сигареты «Картье». Докурив сигарету до половины, начинал ломать ее большим и средним пальцами правой руки.
Адвокат Джино появился через полчаса. Он выглядел в точности как той ночью. Та же белая рубашка, те же старомодные брюки. Он курил на ходу.
Мы перешли дорогу и перехватили его у дверей.
Он увидел меня, но, прежде чем на его лице успело образоваться подобие улыбки, заметил Пьеро. Улыбка застыла у него на губах.
— Добрый вечер, адвокат. Пойдем-ка выпьем кофе, — сказал Пьеро.
— Мне надо домой. Меня весь день не было.
Пьеро приблизился к нему вплотную и положил руку на плечо.
— Пойдем выпьем кофе, — повторил он. С тем же безразличием в голосе, без малейшего оттенка угрозы. Адвокат Джино больше не возражал и не спорил. Похоже, смирился.