Потом он сказал ей о свадебном подарке и попросил закрыть глаза, после чего, взяв за руку, повел в дальний конец церкви.
«Я огляделась. Мы стояли в часовенке — совершенно пустой, если не считать двух полуразрушенных мраморных статуй — рыцаря и его дамы. У меня под ногами чернел потайной люк с круто уходящей вниз лестницей. «Склеп Дерби», — объявил Джем. «Так, значит, мы не в Шотландии?» — спросила я. «Мы на пути туда, — ответил он. — Это во имя Истины». И вот, с фонарем над головой и ломом под мышкой, он спустился в люк».
— Вот гаденыш! — не сдержалась я.
— Мягко сказано, — добавил Мэттью.
Офелия повела себя более сдержанно — просто отправилась следом.
«Внутри было душно, как в стратфордской могиле. Стоял запах костей и тлена, сырого камня, освященной земли и горькой зависти покойников к живым. На полках вдоль стен покоилось около тридцати гробов. Середина склепа была заставлена надгробными памятниками. Я пошла бродить между ними, рассматривая мраморные скульптуры. Были там дамы в длинных платьях, но мужчин оказалось намного больше — одних изобразили в доспехах, других — в париках, третьих — в чулках и камзолах. Одна из таких статуй держала в руках каменный ларчик. На крышке виднелась знакомая нам химера.
Джем проломил ее одним ударом».
— Прервись на минуту, — сказала Атенаида. Я подняла глаза и, поморгав, огляделась. Поля вокруг кончились. Теперь впереди потянулись громоздкие ангары со слепящими огнями прожекторов и огромными площадками, залитыми бетоном. В какой-то миг я поняла, что к шуму машины добавился низкий не то гул, не то рев. Потом мы свернули за угол и… очутились перед самолетом Атенаиды. Здесь, оказывается, был частный аэродром.
— Куда мы полетим? — спросила я.
— За сокровищем Джема, — ответила Атенаида.
Так, дневник отправился обратно в шкатулку, а мы — в самолет.
40
Не дожидаясь взлета, я открыла дневник и принялась читать дальше.
Среди осколков ларца Джем и Офелия нашли маленький шедевр. Миниатюрный портрет молодого человека с бородкой на фоне языков пламени. Хиллиард! Я чуть было не достала брошь, но вовремя удержалась: Атенаида все еще за мной следила.
Что же делал этот портрет в фамильном склепе Дерби?
— Бог с ним, — поторопил Мэттью. — Прочти лучше о письмах.
Я заглянула в дневник. Верно, вместе с портретом отыскались два письма — оба из Вальядолида, на латыни. Джем наскоро перевел их для Офелии. Автор первого благодарил адресата за книгу и рукопись. Книга, писал он, великолепная, даже более того. Далее автор письма сокрушался, что не может взять ее в путешествие. Что до рукописи, ее он обещал вечно хранить у себя. Она понравилась ему даже больше ожиданного. «Я смеялся от души, когда ее читал. Это послужит мне в утешение там, куда мы отправляемся».
— Речь о «Карденио», — проронила Атенаида.
— Похоже на то, — согласилась я.
— И о вальядолидском фолио, — добавил Мэттью.
— Возможно.
— Возможно?! — взвился он. — Ладно тебе, Кэт! Письмо нашли в склепе Дерби. Подписано Уиллом. Ты ведь сама сказала, что на обложке фолио вытиснен герб Дерби — и книга предназначалась Уильяму Шелтону! Чего тебе еще нужно?
— Все сходится, — согласилась я. — Хотя ни книгу, ни пьесу он в письме не называет.
Мэттью всплеснул руками.
Второе письмо тоже было отправлено из Вальядолида, но уже позже и другим человеком. Общий тон его был извиняющимся, оно походило на объяснительную записку. В нем значилось, что Уильям Шелтон отбыл из Санта-Фе с разведывательным отрядом, но назад не вернулся — пропал без вести во время перестрелки с дикарями и, возможно, погиб.
В письме, по словам Офелии, были кое-какие географические указания, но она их забыла. Ей было о чем волноваться: их выследили.
«Мой отец в ярости сбежал по лестнице, однако, увидев меня, сразу остыл и как будто постарел. А я, хоть обещала себе сотню раз сохранять твердость, все же оставила Джема и подошла к нему. Преподобный Гренуилл прошел мимо нас, постоял перед Джемом, а потом ударил его по лицу с такой силой, что бедняга отлетел к стене, ударился головой и потерял сознание».
* * *
— На следующий день их опять обвенчали, — тихо сказала Атенаида. — Только в этот раз отцы были свидетелями, а священник благоухал, как свежевыстиранное белье. Правда, Офелии запретили жить с Джемом до тех пор, пока тот не заведет достаточно средств, чтобы ее содержать.
— Непростая задача, если ты — младший сын викария, — заметил Мэттью.
Атенаида наклонилась вперед:
— Ему велели выбирать между Индией и Америкой.
— И он выбрал Америку?
Атенаида кивнула:
— Он отправился на поиски рукописи, которую обещал беречь Уильям Шелтон.
В этот раз расставание длилось пятнадцать лет, если не брать в расчет переписку. Офелия не сдалась. Она наняла репетитора, выучила латынь и испанский, а через год, получив право распоряжаться деньгами, поехала в Вальядолид. Колледж показал ей все, чем располагал, включая фолио, и направил в архив в Севилье. Там после долгих поисков она наконец откопала свидетельство очевидца тех событий, а с ним — примитивную карту и подробное описание местности. Копии Офелия отправила Джему.
— Плюс еще кое-что, — добавил Мэттью с азартным блеском в глазах.
— Дай ей самой прочитать, — осадила его Атенаида.
Вернувшись в Лондон, Офелия отправилась в книжный магазин и купила первое фолио — не первоиздание, а хорошее факсимиле, хотя и оно обошлось ей недешево — еще год или два она была вынуждена экономить на всем. Потом Офелия подписала своим именем страницу перед титульным листом, а снизу процитировала строки из сонета, как в вальядолидском фолио.
Я потерла виски.
— Значит, у нее было свое фолио… Яковианский magnum opus…
— У них был, — поправила Атенаида.
— Она отправила его Джему в качестве свадебного подарка, — сказал Мэттью.
Я уставилась на них, онемев от неожиданности.
— Так вы знали?
— Читай дальше, — ответила Атенаида.
От первой части мемуаров осталось немного: отец Офелии умер, а она зажила в старом доме посреди Арденского леса, только лечебницу к тому времени закрыли. Через пятнадцать лет после отъезда Джем написал, что нашел свое сокровище, но вместо того, чтобы везти его домой, попросил Офелию приехать к нему в Томбстон. Сначала она не поверила, а потом узнала, что Джем пригласил также гарвардского профессора и тот согласился.
— Входит профессор Чайлд, — ввернул Мэттью.
Офелия собрала вещи и отплыла в Америку. На ее прибытии в Нью-Йорк мемуары обрывались.