— Наверное, я не рассчитал своих сил и слишком устал, Гриффин. Как это связано с «Аль-Каидой»? И с джихадом? Я не понимаю.
— Не знаю. Но что-то в этом есть. Разве ты не чувствуешь? Откуда взялись все эти деньги на вторую атаку, предотвращенную с твоей помощью? Думаю, большую часть взяли из мешка с золотом «Ла Мерсед». Но чем больше я узнаю обо всем этом, тем больше препятствий встает у меня на пути. Ты даже не представляешь, сколько у этого Ориенте влиятельных друзей. Он финансировал политические компании обеих партий.
[18]
Никто в правительстве не хочет его трогать. Никто даже говорить о нем не хочет. Какой бы канал ты ни выбрал, он всегда окажется заблокированным.
— И тут появляюсь я.
— Ага.
— Чтобы отработать все эти каналы.
— Верно. А разве есть еще какая-нибудь подходящая кандидатура? — Гриффин улыбнулся и покачал головой. — В управлении знают о том, что я подумываю об отставке, им это не нравится, и они мне не доверяют. Мне не следовало здесь появляться. И уж точно я не должен был говорить с тобой. Но я знаю одно: в Канзас приехало одиннадцать человек, они похитили твою дочь и убили бы ее… и тебя… и Бетси, если бы смогли. И они хотели убить сотни тысяч американцев. Ими руководил неизвестный, пользовавшийся телефоном компании Хандала, а номер принадлежал секретарю Хандала. Поскольку от мистера Хандала не осталось ничего, кроме пепла в граунд зеро, а от мисс Бернштейн — ничего, кроме пепла на кладбище, то мне кажется, что Ориенте — руководитель фонда и душеприказчик Хандала — и есть тот парень, который говорил с тобой. Но никто не хочет, чтобы я помогал тебе, и никто не поможет мне. Что нам делать? Что собираешься делать ты? — Он посмотрел на пруд, словно ища вдохновения. — Прежде всего тебе нужно надеть рубашку и повязать галстук, если он у тебя есть. — Гриффин посмотрел на часы. — Ориенте будет завтракать этим утром на пересечении Шестьдесят шестой улицы и Парк-авеню. Я выяснил, что он выйдет из здания через тридцать минут. Этого достаточно, чтобы добраться туда.
— Завтрак в Совете?
— Да, тебе знакомо это место. Ты работал там ассистентом в девяносто втором году, когда крутил роман с этой женщиной-научным сотрудником, верно?
— Да, я хорошо знаю это место, — подтвердил я.
— Но мы не станем входить в здание. Мы будем ждать снаружи.
Пока мы ходили по парку мимо шлюпок и беседок и расположившегося под большим вязом магазина, на улице становилось все теплее.
— Куда уходят деньги?
— Из «Ла Мерсед»?
— Да.
— Они идут на медицинские исследования, бесплатные столовые, летние лагеря для ребятишек из неблагополучных семей и все такое в том же духе.
— Прямо спаситель человечества какой-то.
— Только его религиозной части. От «Ла Мерсед» деньги получают только религиозные организации.
— Какая религия?
— Иудаизм, христианство, мусульманство. Это называется благотворительностью, основанной на вере. И не важно, какой именно.
— Это крупные организации?
Гриффин улыбнулся:
— Не настолько, чтобы ты мог слышать о них. И все довольно фундаменталистские.
— Какая еще есть информация?
— Реабилитационные центры. «Ла Мерсед» выделяет много средств центрам по реабилитации наркоманов и мелких наркодилеров. Одна такая сеть называется «Дом воскресения». Это довольно крупная организация, находится на Среднем Западе. Они работают с заключенными городских тюрем, а когда те выходят на свободу, их собирают в общежитиях для реабилитации. Большую часть денег они получают от «Ла Мерсед».
— Это имеет отношение к участникам той банды?
— Можно сказать, что да. Тела шестерых из них до сих пор лежат невостребованными в морге Арк-Сити.
Глава 36
Черные лимузины выстроились в ряд вдоль Парк-авеню и вокруг квартала на Шестьдесят шестой улице. Шоферы лениво ждали, стоя около автомобилей, многие из них сняли пиджаки и ослабили галстуки.
— Никаких спецслужб, — отметил Гриффин. — Сегодня здесь не будет никаких правительственных тяжеловесов.
Мужчины в костюмах и официально одетые женщины стали выходить через парадные двери. Я узнал Тома Броко из «Ночных новостей» и еще пару деятелей, которых видел по телевизору. Я узнал Джеба Картона, с которым когда-то работал в Совете, но не думаю, что он заметил меня, а даже если и заметил, то вряд ли узнал. А потом я вдруг увидел Шанталь. Она была такой же высокой, грациозной и одинокой, как маленькая девочка, у которой не было друзей. Шанталь была старше меня больше чем на десять лет, и прошло почти десять лет с тех пор, как я видел ее последний раз. Она прошла мимо меня. Вряд ли она меня узнала. Наверное, подумала, что я — один из водителей. Она явно куда-то спешила.
— А вот и он, — сказал Гриффин.
Худощавый мужчина с черными, с проседью, волосами и почти седой бородой, в элегантном, как у Фреда Астера, костюме, обменивался рукопожатиями с двумя членами Совета и смотрел на длинный ряд лимузинов и толпившихся около них шоферов. На мгновение его взгляд задержался на мне. У него были необыкновенные светло-голубые глаза, так что издали они казались почти белыми. У меня создалось впечатление, что он узнал меня, но потом он отвернулся и направился к выстроившимся на Парк-авеню машинам. Он спокойно прошел мимо нас, но на предпоследней ступеньке стал вдруг подволакивать левую ногу, как будто перенес в детстве полиомиелит, или кости ноги были раздроблены железным прутом и так и не срослись правильно…
Мужчина в форме шофера открыл заднюю дверь большого черного «мерседеса», но он оперся руками о крышу машины, как будто нуждался в опоре или ждал, что его начнут обыскивать. Он стоял так несколько секунд, склонив голову и размышляя. В пространстве между нами над раскаленными крышами автомобилей забилось марево. Потом он повернулся и выжидающе посмотрел мне в глаза сквозь струящуюся завесу раскаленного воздуха.
Я шел по Парк-авеню вдоль лимузинов, пока мы не оказались на расстоянии вытянутой руки, но ни один из нас не проявил намерения протянуть руку для рукопожатия.
— Самое время поговорить в более спокойной и цивилизованной обстановке, — произнес Ориенте и отошел от двери автомобиля, жестом приглашая меня в обитый кожей салон. — Не присоединишься ко мне?
— Я сяду с другой стороны, — ответил я и оглянулся, пытаясь найти в толпе Гриффина, но его нигде не было.
— Фултон и Бродвей, — сказал Ориенте шоферу. — Отвезите нас в самый центр острова. — Он повернулся ко мне. — Мы должны оценить все великолепие города.
— Пока ты его не уничтожил.
— Ха! Вот, что ты обо мне думаешь.