Ведущий в погибель - читать онлайн книгу. Автор: Надежда Попова cтр.№ 158

– Арвид отнял ее у вас, отнял теперь уже навеки, погубив ее и вашу душу. Хотя бы теперь вы это понимаете? Пара высокомерных слов и одна пощечина – это только начало, Эберхарт, впереди вас ожидает существование, полное боли и разочарований. Она забудет очень скоро, быстрее, чем вы думаете, и о том, что вы ее отец, и о том, что сделали для нее (ведь и она полагает это благом), и о том, от чего отказались, чем пожертвовали ради спасения ее жизни. Она станет чудовищем – таким же, как он. Но вы – человек, вы не сделали того непоправимого шага, что изменил ее… К счастью, Арвид и не позволит вам его сделать.

– Он сказал…

– …что обратит и вас, – докончил стриг, и фогт запнулся, глядя на него потерянно. – Со временем. Когда вы докажете, что достойны этого… Я знаю. Так говорится всегда – это обещание позволяет заручиться преданностью надежнее, нежели деньги или что иное. Есть те, кто отдается в слуги добровольно, кому достаточно того, что они обретают – долголетия и обеспеченности, но когда подчиняется кто-то подобный вам, из нужды или под давлением, аргументы в ход идут иные. Вам обещали, что ваша дочь будет жить, что вы сами будете рядом с нею – вечно, и вечно сможете исполнять то, что делали все эти годы – заботиться о ней, оберегать… Но ей больше не нужна ваша забота. Сказать вам, Эберхарт, что в конце концов происходит со слугами вроде вас, или вы догадаетесь сами?

– Она не позволит ему убить меня… – проронил тот, и фон Вегерхоф вздохнул:

– И вы в это верите? Ваша судьба – смерть. Но до этого вы успеете стать безропотным исполнителем повелений своего хозяина, существом, лишенным воли, для вас не будет существовать собственных желаний и останется лишь один закон – его слово. Вскоре от вас можно будет слышать одно – «да, мастер». А когда вы прогорите, когда истощите запас душевных сил, он просто убьет вас, и тогда настанет конец вашей душе. Ваше спасение, Эберхарт, в конце концов, ваше личное дело, но вы собственными руками отдали им душу вашей дочери.

– И все это говорите мне вы! Вы, такое же чудовище, как и они!

– Все-таки, остатки здравого смысла еще живут в вас – вы все еще понимаете это… – отметил фон Вегерхоф, и фогт снова закрыл ладонями лицо, не глядя ни на кого. – Я не выбирал эту жизнь, – продолжил стриг тихо. – Это слабое оправдание – даже будучи таким существом, вполне можно сохранить остатки человечности – но все же это оправдание. Я через многое прошел, чтобы обрести право говорить вам то, что говорю, право упрекать вас. Я угодил в этот мир молодым повесой, а вы – вы, Эберхарт, предали то, чему отдали всю свою жизнь, чему должны были служить… предали того, кому служили. Того, кто дал вам все, что вы имеете. Вы предали все и всех, включая собственную дочь. И не говорите мне о своей правоте, не произносите речей о бессердечии Господнем; сейчас вам так плохо именно оттого, что вы понимаете – прав я. Вы погубили все вокруг себя.

– Откуда вам понять меня… – шепнул фон Люфтенхаймер тоскливо. – Вы… Откуда вам знать, что это – видеть смерть близких.

– Конечно, – едва размыкая губы, выговорил стриг. – Откуда. Ведь это не моя любимая женщина была убита несколько дней назад – убита жестоко и страшно. Откуда мне знать.

Фогт приподнял голову, попытавшись возразить, и вновь потупился.

– Вы и ваши новые приятели, фон Люфтенхаймер, – вмешался Курт, с трудом заряжая арбалет, что все еще держал в руках, – с ним и рядом не лежали. Не вам бросаться обвинениями… Я на минуту.

В коридор он вышел опасливо, оглядываясь и прислушиваясь, и, держа оружие наизготовку, добежал до комнаты с телами двоих наемников; развернувшись лицом к двери, Курт присел перед одним из них, уложив арбалет на пол, снял ремень и так же осторожно, озираясь во все стороны, возвратился назад, прихватив второй арбалет.

– Я не знал о том, что он задумал, – произнес фогт едва слышно. – Если б я только знал…

– Ничего бы не изменилось, – оборвал Курт и, передав заряженное оружие стригу, приблизился к фон Люфтенхаймеру. – Ваше слово здесь ничего не стоит, ничего не значит. Для них вы никто… А вот для меня вы – particeps criminis [194] . Я не стану оглашать вам обвинения и ваши права; вам хорошо известно и то, и другое, а у меня нет на это времени. Просто и коротко: вы арестованы. Если нам удастся выбраться живыми, вы предстанете перед судом… А теперь – быстро – пара ответов на пару вопросов. Где Арвид?

– Ушел, – тускло отозвался фогт, не попытавшись даже возразить, когда Курт развернул его, стянув ремнем руки за спиной. – Я слышал – он сказал, что выйдет за стены, дабы убедиться в том, что вы одни.

– Давно?

– Давно… наверное. Не знаю. Не заметил. Не помню…

– Последний вопрос. Адельхайда действительно еще жива?

– Да, – тускло откликнулся тот. – Она в крайней комнате. Арвид не был намерен ее убивать…

– Тогда вперед, – кивнул Курт, подняв его на ноги, и, забрав арбалет у стрига, подтолкнул фогта к двери. – Шагайте первым, фон Люфтенхаймер, и сохрани вас Господь от мысли выкинуть какую-нибудь глупость. Сегодня выдалась беспокойная ночка, и нервы у меня порядком измотаны; даже думать не хочу, что я сделаю, если ваше поведение мне не понравится. И молитесь, если вы еще помните, как это делается – молитесь, чтобы она и впрямь была жива, иначе… Ваши новые друзья вам покажутся ангелами милосердия. Это – понятно?

– Я не желал ей зла, – тихо возразил тот, покорно идя вперед. – Я никому не желал зла. Я не думал, что все так обернется.

В согбенную спину перед собой Курт взглянул молча, ничего не ответив и не обернувшись к стригу, чей тяжелый вздох прозвучал рядом. В иное время он, быть может, и пожалел этого запутавшегося старика, но сейчас от потери крови кружилась голова, при каждом движении простреливало сломанное ребро, невыносимо ныло плечо, едва не вывихнутое в стычке с первым птенцом, саднила разбитая губа, и единственным, что одолевало душу, были злость и раздражение…

* * *

– Это здесь, – вяло кивнув в сторону последней в ряду двери, проронил фогт. – Не заперто. Охраны нет.

В словах фон Люфтенхаймера Курт не усомнился – будь здесь наемники, они давно уже проявили бы себя. Распахнув дверь пинком, он втолкнул фогта внутрь, войдя следом, и стиснул пальцы на прикладе арбалета, едва удерживаясь от того, чтоб хотя бы не вмазать как следует арестованному этим прикладом, поправ все предписания и снисхождение к летам. Адельхайда лежала на убранной кровати у дальней стены комнаты; вытянутые над головой руки облегала тонкая веревка, обвиваясь вокруг изголовья, другой жгут охватывал лодыжки, уходя к столбику в ногах кровати. Лицо было бледным и изможденным, похожим на лицо умершей, однако посеревшие губы и веки закрытых глаз подрагивали, словно там, по ту сторону сна, происходило что-то невероятное и жуткое…

– Вон к той стене, – приказал Курт, пытаясь не повысить голоса. – Чтоб я вас видел.

На то, как фогт исполнит его указание, он даже не взглянул, шагнув вперед, и фон Вегерхоф удержал его за плечо: