— Об Эрике мы почти не говорили, — сказал я.
— Но я-то знаю, пала считает, что сломалась я. Потому что я была подавлена, в то время как Эрик изо всех сил старался показать, что все в полном порядке. Продолжал учиться на отлично, стремился вперед, говорил все то, что хотел услышать от него отец. Но это была лишь внешняя видимость. Я видела глубже. Именно Эрик переживал больше всех. К моменту смерти матери я уже выплакала все слезы. Но Эрик до самого конца пытался сделать вид, что все идет как должно идти. Он утверждал, что мама обязательно поправится. Сидел у нее, играл с ней в карты. Искренне радуясь, как будто речь идет о пустяках. Как будто у мамы обычная простуда. По-моему, Эрик так и не оправился от удара. Возможно, известие о том, что случилось с доктором Мейтом, воскресило воспоминания.
— Эрик говорил что-нибудь о Мейте?
— Нет. Мы с ним вообще не разговаривали. Время от времени он присылал мне сообщения по электронной почте, но мы с ним неделями не говорили... Однажды, в самом конце болезни... за несколько дней до смерти мамы Эрик зашел ко мне и застал меня плачущей. Он спросил, в чем дело, и я ответила, что мне очень жаль маму... И тут Эрик сорвался, наорал на меня, обозвал дурой, плаксой и неудачницей. Он сказал, что нытьем ничего не добьешься, что нельзя быть такой эгоисткой и думать только о своих чувствах — «купаться» в собственных чувствах, вот как он сказал. Я должна думать о чувствах мамы. Нам всем нужно быть оптимистами, бороться до конца.
— Круто он с тобой обошелся, — заметил я.
— Ничего страшного. Эрик постоянно кричит на меня. Таков его стиль. По сути своей, это огромная мыслящая машина с эмоциями маленького ребенка. Так что, быть может, сейчас у него что-то вроде запоздалой реакции, и он прибегнул к испытанному способу. А вы полагаете, мне нужно беспокоиться по поводу Эрика?
— Нет. Я считаю, ты поступила совершенно правильно, придя к отцу.
— И наткнулась на этого полицейского... Догадайтесь, что сделал папа? Нанял чартерный самолет и улетел в Пало-Альто. Он казался очень встревоженным. А это меня беспокоит.
— Твой отец редко бывает чем-то встревожен?
— Никогда. Он говорит, что тревога является уделом глупцов.
Я подумал: «Безмятежное спокойствие является уделом психопатов». А вслух произнес:
— Значит, ты осталась одна.
— Всего на пару дней. Мне к этому не привыкать, отец постоянно в разъездах. И каждый день приходит Гизелла, горничная.
Во время последней фразы связь пропала, затем снова восстановилась.
— Стейси, откуда ты звонишь?
— Я на пляже, на стоянке у Тихоокеанского шоссе. Судя по всему, приехала сюда прямо из кабинета папы. — Стейси рассмеялась. — Я ничего не помню. Странно, правда?
— На каком пляже? — спросил я.
— Мм, дайте посмотреть... Так, тут указатель, на нем написано... «Топанга», «Пляж Топанга». Здесь очень мило, доктор Делавэр. Шоссе оживленное, но у самого берега никого нет — только один тип бродит по песку... кажется, что-то ищет... у него в руках какой-то прибор... похоже на металлоискатель... Я знаю это место, его видно из окон папиного кабинета.
Ее голос смягчился, стал мечтательным.
— Стейси, никуда не уходи. Я буду там через двадцать — двадцать пять минут.
— Что вы, не стоит.
Мне показалось, она не соглашается только из вежливости.
— Стейси, уважь старика.
Молчание. Щелчок. Я решил, что соединение разорвано. Наконец:
— Запросто. А почему бы и нет? Все равно мне некуда податься.
* * *
Я ехал быстро. Мысли мои были заняты Эриком. Блестящий импульсивный одиночка, привыкший все делать по-своему. Единственный человек, сумевший избегнуть доминирующего влияния Ричарда Досса. Прилагающий все силы к тому, чтобы держать все в своих руках, но бессильный, когда дело дошло до главного: жизни матери.
Похожий на отца, а его отец презирал Мейта и открыто выражал свою ненависть.
Эрик. Любитель путешествовать, исчезающий когда хочет, любящий горы, знакомый с окрестностями. Знающий тихие укромные места, такие как грунтовая дорога, отходящая в горы от Малхолланда.
Настолько импульсивный, чтобы стать буйным? Достаточно умный, чтобы тщательно замести за собой следы? Как далеко могла завести его привязанность к отцу? После смерти Джоанны Ричард пытался связаться с Мейтом, но доктор Смерть ему не ответил. Возможно ли, что Джоанна предупредила его о своем супруге? Понимая, что Ричард обязательно постарался бы помешать ей осуществить задуманное. Именно поэтому она ничего ему не сказала. Ни ему, ни детям.
Но что если Мейт ответил на звонок Эрика? Несчастный растерянный ребенок, желающий поговорить о последних минутах матери. Быть может, в глубине души у Мейта осталось что-то от врача, и он откликнулся на призыв о помощи?
Темный БМВ на обочине.
Машина была позаимствована у отца...
Я несся по Сансету на запад, прокручивая в голове эти мысли. Чистой воды предположения. Я ни словом не обмолвлюсь ни с Майло, ни с кем бы то ни было еще. Но абсолютно все вставало на свои места.
Красный сигнал светофора на пересечении с Мандевиль-каньон остановил «Севиль», но мой мозг продолжал работать.
Стейси нашла великолепное сравнение: огромная мыслящая машина в сочетании С эмоциональным детством.
В сочетании с кипящей подростковой яростью. Идеальный сплав четкого планирования и безудержной смелости, превратившей коричневый фургон в склеп на колесах.
Сломанный стетоскоп... «Беовульф». «Счастливого пути, ненормальный ублюдок». Убить чудовище, словно расправиться со сказочным противником в видеоигре.
В фальшивой книге сквозит что-то ребяческое. Как и во всей попытке пробраться тайком в квартиру Мейта и оставить послание. В самой записке. Примитивизм, основанный на интеллекте, от которого у меня начинали волосы дыбом вставать.
Где Эрик был в прошлое воскресенье? Добраться из Стэндфорда до Л.-А. проще простого, самолеты местных линий летают один за другим. Для студента с кредитной карточкой не составило бы труда слетать, сделать свое дело и как ни в чем не бывало вернуться назад в университет.
Но сейчас идеальный студент впервые пропустил экзамен. Не смог убежать от содеянного? Или какой-то другой стресс увеличил трещины, паутиной затянувшие безукоризненное фарфоровое лицо семейства Доссов?
Ричард улетел в Стэндфорд, оставив Стейси одну, и она сейчас сидит на пляже, отрешенная от происходящего вокруг... Я вдруг понял, что ей всегда было одиноко. Скрипящее колесо, не получающее смазки.
Настойчиво загудел клаксон. Светофор давно зажегся зеленым, а я стоял на месте — рассеянность заразна.
Я рванул вперед, твердя себе, что увлекаться нельзя. Все эти гипотезы вредны для души. К тому же, у Майло есть и другие подозреваемые.