Горгулья - читать онлайн книгу. Автор: Эндрю Дэвидсон cтр.№ 61

— Этим вам тоже придется пользоваться. — Саюри достала какую-то штуковину с пружиной. После ожогов на лице у меня, особенно в уголках рта, образовалось множество спаек и рубцов, из-за которых мне в дальнейшем могло бы сделаться трудно говорить и есть. Я аккуратно вставил этот пружинный механизм — ранорасширитель — в рот, затем поднес маску к лицу. Ее следовало носить постоянно, даже во сне, и снимать только во время умывания. Спросил у Марианн Энгел, на кого я похож (в процессе обнаружив, что из-за расширителя голос, и так искаженный, звучит еще хуже), а она ответила: на человека, которого ждет долгая, долгая жизнь.

Я посмотрелся в зеркало. Как будто изрезанной шрамами физиономии было мало, поверх теперь налип прозрачный пластик. Те участки, которые обычно были красные, от давления побелели, а губы от пружины растянулись в нелепую гримасу. Все несовершенства во много раз усугубились, и выглядел я точно незаконнорожденный ребенок Ганнибала Лектора и Призрака Оперы.

Саюри уверяла, что ужасное первое впечатление вполне нормально: все пациенты с ожогами — даже я, хотя меня и предупреждали об обратном, — предполагают, что маска скроет их черты. А вот и нет. Она не будет защищать меня, не будет оберегать; напротив, словно чашка Петри, явит мое лицо под микроскопы всего мира.

Саюри научила нас правильно надевать компрессионный костюм и показала Марианн Энгел, как завязывать шнуровку на спине. Пока она суетились с техническими моментами, я был предоставлен новому ощущению — как будто в кулаке меня зажало злобное божество. «Это просто ткань, — уговаривал я себя. — Это еще не я».

«Так приятно, правда? Как будто похоронен заживо. — Змея обожала насмехаться надо мной. — Я иду».

Оказывается, Марианн Энгел ждала меня в столовой; одета она была в шелковое кимоно цвета нефрита, с безукоризненной вышивкой, изображающей двоих любовников под цветущей сакурой, у ручья с карпами. Со звездного неба смотрела на любовников полная луна — словно не только единственный источник света над ними, но и защитница их любви.

Она спросила, буду ли я есть. Я согласился и высказал предположение, что сегодня нас ждет японская кухня.

— Sо desu ne. Какой ты догадливый, — отозвалась она с легким поклоном. Ручей на кимоно изливался прямо в голубой пояс, затянутый в оби на спине. — Я читала «Макурано-соши».

— Ага, я видел у тебя на полке. Что-то про кровати, да?

— «Записки у изголовья Сэй-Сёнагон». Знаменитый текст на японском, десятого века, вдобавок первый в мире роман. Во всяком случае, так говорят, но кто же может знать наверняка? Мне казалось, с этим нужно что-то сделать… Удивительно, сколько замечательных японских книг лишено приличных переводов на латынь!

— Да нет, неудивительно.

Марианн Энгел поспешила на кухню короткими шаркающими шажками, как будто умудрилась даже обуть гета, традиционные деревянные шлепанцы. Вернулась она с полными подносами суши: кусочки белой (и оранжевой, и серебристой) рыбы лежали на плотных шариках риса; красные шарики икры устроились на подушке из морских водорослей; креветки обвивали друг друга, как будто крепко обнялись в последние земные секунды. Еще здесь были инари-суши — золотистые полоски жареного тофу, начиненные рисом. Гедза, пельмешки с говядиной или свининой, купались в пикантном темном соусе. Якитори — кусочки курицы и говядины, насаженные на деревянные шампуры. Рядом лежали онигири, рисовые треугольники, завернутые в водоросли нори; каждый, как она сказала, со своей собственной и очень вкусной начинкой: сливы, икра, курица, тунец или креветки.

Перед едой мы протерли руки осибори — горячими, источающими пар салфетками. Потом Марианн Энгел сложила ладони и объявила: «Итадакимас!» (японский аналог «Приятного аппетита!») — и добавила уже знакомое свое заклинание на латыни.

Она показала мне, как нужно правильно помешивать палочками суп мисо, продемонстрировала, что, когда едят рамен, нужно громко хлюпать лапшой — это не только помогает остудить блюдо, но и улучшает его вкус. Она пила саке, а меня заставила довольствоваться чаем оолонг — никак не хотела расстаться со своим убеждением, что алкоголь и морфий смешивать нельзя.

Всякий раз, когда чашка моя пустела больше чем наполовину, Марианн Энгел с вежливым кивком доливала напиток. А когда я воткнул свои палочки в рис и они торчали точно два дерева на вершине заснеженного холма, она тут же выдернула их из миски.

— Это неуважение к мертвым!

Когда обед наконец завершился, Марианн Энгел с довольным видом потерла ладошки.

— Сегодня я расскажу тебе о другой Сэй, хотя эта женщина родилась через сотни лет после того, как были написаны «Записки у изголовья».

С этими словами она поклонилась по-японски, не вставая, и ручей на кимоно повторил женственный изгиб.

История эта случилась давным-давно, в древней Японии, когда у стеклодува Якичи родилась дочь Сэй. Вначале отец расстроился, что у него не сын, но утешился, едва взял девочку на руки. И с этого момента всегда был предан ей, а она — ему.

Якичи с гордостью наблюдал, как из шумного ребенка Сэй вырастает в умненькую девушку. Она была несомненно красавица, а в тонких чертах ее лица Якичи узнавал глаза и скулы своей покойной жены. Мать Сэй умерла, когда девчушка была совсем маленькой; ее смерть еще больше сблизила дочь с отцом.

Сэй подросла и решила пойти по стопам отца. Якичи сильно обрадовался ее решению, и радость его была теперь совсем полной — все-таки знания не умрут вместе с ним. Сэй стала называться ученицей стеклодува и выказывала замечательные способности и быстрый прогресс. Пальцы у нее были тонкие и ловкие, а самое главное, она умела представить, какой получится вещь, еще до начала работы. Техническим приемам всякий может научиться, Якичи это знал, но Сэй обладала врожденным даром воображения. Она замечала красоту там, где остальные видели только пустоту.

Сэй прилежно занималась под наставничеством отца, узнала не только как поддерживать огонь и с какой силой дуть, но и научилась читать яркий отблеск нагретого стекла. Усердно тренировала дыхание; ведь так, она знала, можно создать целый мир. Воображала, как вдыхает жизнь в стекло. С каждой неделей девушке все лучше давалось воплощать красоту предметов, нарисованных в воображении.

По воскресеньям Якичи стал брать Сэй на рынок; там он продавал свои изделия, и покупатели валили толпами. Они, конечно, говорили, что хотят взглянуть на стеклянные вещицы, а сами глазели на прекрасную девушку.

— Ты и сама чисто стекло! — твердил один старик; он ковылял по берегу боком, точно краб.

Вскоре весь товар стал расходится еще до обеда. Вещицы покупали исключительно мужчины — пусть даже в подарок собственным женам — лишь потому, что им хотелось обладать заключенным в сосуд дыханием Сэй.

Якичи был доволен. Дело его процветало, деньги прибавлялись, а Сэй превращалась в замечательную мастерицу по стекольному ремеслу. Однако, несмотря на успехи, Якичи понимал: дочери нужен муж. Как отец, он хотел бы удачно пристроить свою дочь, но в то же время дать ей испытать все радости жизни, и считал, что выгодный брак пойдет на пользу их семейству.