Выскочив из-за пригорка, машина с громким гулом мчится к
бабушкиному дому. В лучах заходящего солнца сверкает хромированная решетка
радиатора. Гул мотора перерастает в рев, разносящийся далеко вокруг. Ворвавшись
в сад, он сотрясает деревья, пригибает к земле траву и с силой обрушивается на
дом.
Бабушка вздрагивает и вскакивает с дивана. Сомнений больше
нет: ястреб, действительно, сообщил ей очень важную весть. Только вот какую?
Бабулечка расправляет помявшееся платье, разглаживает воротничок и спешно идет
разыскивать тапочки.
Ворвавшись в гостиную, рев двигателя уступил место шуршанию
шин по гравию. Значит, машина подъехала к крыльцу и остановилось.
Бабушка успела найти всего один тапочек: скрип тормозов
застал ее врасплох. Походкой старого пирата на деревянной ноге она ковыляет к
двери. Но стремление узнать, кто приехал, пересиливает любовь к порядку. Скинув
тапочек, а с ним и несколько десятков лет, бабушка бабочкой летит к двери.
Утробно урчащий мотор, наконец, заглох. С воем попавшей в
мышеловку кошки дверь салона автомобиля открывается, и на гравий с хрустом
становятся старые, никогда не чищенные кожаные ботинки. Владелец таких ботинок
вряд ли привезет хорошие новости. Ястреб был прав, что улетел.
Подбежав к двери, бабулечка вступает в сражение с ключом.
— Однако, какого дьявола я заперла эту дверь? — ворчит она,
изо всех сил пытаясь повернуть ключ в замке. Она так поглощена своим занятием,
что забывает выглянуть в окошко, выходящее на крыльцо, и полюбопытствовать, кто
приехал к ней на ночь глядя.
Наконец ключ со скрежетом поворачивается в замке: вход
свободен!
Распахнув дверь, бабушка с изумлением воззрилась на стоящую
перед ней парочку. А потом испустила пронзительный вопль. Этот звук вполне
можно назвать воплем ужаса.
Во внешнем виде улыбающейся до ушей парочки нет ничего
ужасного. Даже наоборот. Любой взрослый, сумевший сохранить чувство юмора, при
виде бабушкиных гостей нашел бы немало поводов для веселья. А тот, кто привык к
строгому языку правил и предписаний, сухо заметил бы, что вид новоприбывших
свидетельствует исключительно о дурном вкусе. С ним трудно было бы не
согласиться. На женщине мятое платье с огромными цветами фуксии, а на мужчине —
еще более мятый пиджак в зеленую клетку, чередующуюся с клеткой цвета гусиного
помета.
Спохватившись, бабушка пытается превратить свой вопль в
громогласное приветствие.
— Сюрприз! — в один голос радостно восклицает парочка.
Бабушка делает движение, должное, видимо, означать, что она
раскрывает объятия навстречу гостям. Но хотя губы ее говорят «здравствуйте»,
взгляд по-прежнему вопит: «на помощь!».
— … Вот уж, действительно, сюрприз!…настоящий сюрприз! —
произносит она, загораживая собой вход в дом и не давая широко улыбающимся
родителям Артура (а прибывшая парочка и есть родители ее обожаемого внука)
войти. Приезд их обычно превращает ее жизнь в сплошной кошмар.
Продолжая улыбаться, бабулечка, подобно голкиперу, всем
телом защищает вход в дом.
Делает она это молча, и отец Артура, желая прояснить
ситуацию, задает ей вопрос, которого она боится больше всего на свете.
— А где же Артур? — спрашивает он игривым тоном, ни секунды
не сомневаясь в ответе.
Лучезарно улыбнувшись, бабушка вопросительно смотрит на
него, словно ожидая, что спрашивающий сам ответит на свой вопрос, и ей не
придется лгать. Однако отец Артура, никогда не отличавшийся остротой ума,
упорно ждет ответа.
Поняв, что отвечать придется, бабушка набирает в грудь
побольше воздуха и произносит:
— … Хорошо доехали?
Отец ожидал иных слов. Но, решив, что ему как инженеру
нельзя оставить такой вопрос без внимания, приступает к пространным
объяснениям.
— Мы решили ехать по западному шоссе, — обстоятельно
начинает он. — Конечно, дорога, которая к нему ведет, не слишком широка, зато
по моим подсчетам мы срезали угол в сорок три километра. А это составляет
значительную экономию, особенно при цене литра бензина…
— Хотя нам каждые три секунды приходилось куда-нибудь
сворачивать! — перебивает его мать Артура. — Это было не путешествие, а
сплошной кошмар, и я благодарю небо, что мальчика с нами не было! Он бы
совершенно измучился! Просто наказание какое-то! — всплескивает она руками, и
вновь задает роковой вопрос:
— Ну, так где же Артур?
— А? Кто? — переспрашивает бабушка, делая вид, что не
слышит.
— Артур, мой сын, — с тревогой в голосе отвечает мать. —
Правда, тревожится она не о сыне, а о том, не сошла ли с ума ее мать. При такой
страшной жаре можно ожидать чего угодно.
— А-а-а!… Конечно, он будет рад вас видеть! — уклончиво
отвечает бабулечка.
Родители Артура удивленно переглядываются: похоже, бабушка
совершенно оглохла.
— Где Ар-тур, ку-да он по-де-вал-ся? — выговаривая слова по
слогам, спрашивает отец, словно перед ним стоит не бабушка его внука, а туземец
из диких джунглей.
Бабушка улыбается еще шире и кивает.
Родители Артура обеспокоенно переглядываются. Бабушка
понимает, что пора, наконец, сказать что-нибудь осмысленное. Все равно что,
лишь бы прекратить расспросы.
— Он… он пошел погулять с собакой, — выпаливает она.
Бабушка готова лгать дальше, но ее ответ всех устраивает.
К несчастью, именно в эту минуту из кустов, весело виляя
хвостом, с громким лаем выскакивает Альфред, тем самым опровергая столь удачно
придуманное алиби.
Бабушка видит, как улыбка медленно исчезает с лица матери
Артура — словно патина с полотна старинного мастера под рукой неопытного
реставратора.
— Где Артур? — спрашивает мать жестко.
В эту минуту бабушка готова задушить Альфреда. Опровергнуть
такое замечательное алиби! Но делать нечего, и она вновь сверлит взором парочку
— в надежде, что кто-нибудь из них подскажет ей следующую реплику.
Альфред перестает вилять хвостом и виновато поскуливает. Он
сообразил, что совершил какую-то глупость и оправдывается.
— Вы с Артуром решили поиграть в прятки? — обращается к псу
бабушка, чувствуя, что из присутствующих только он может ей помочь. Альфред с
радостью делает вид, что все понял.
— Эти двое просто обожают прятки! — объясняет бабушка. —
Могут играть в них целыми днями. Артур прячется, а…