– Как насчет того, чтобы немного нуок?
Она уже открыла бутылку с водой и передала мне. Я глотнул и, постучав Кама по голове, предложил ему. Мне показалось, что вьетнамец совершенно обезводился. Но Кам пить не пожелал, я отдал бутылку обратно Сьюзан, и та надолго припала к горлышку. А когда перевела дыхание, сказала:
– Я все еще дрожу, и мне надо выйти.
Я свернул на обочину, и мы все трое заслуженно отлили. Мистер Кам попытался было бежать, но не очень решительно, и я быстро запихнул его в машину.
Потом проверил покрышки и осмотрел машину: нет ли дырок от пуль. Дырок не было: стреляли то ли не в нас, то ли из-за тряски не могли как следует прицелиться. Впрочем, это было не важно.
Водительская дверь получила царапины, переднее крыло оказалось помятым, но по большому счету я всего лишь "поцеловал" джип. Мы снова тронулись. Я набрал сотню и держал эту скорость.
– Мне очень жаль, – повернулся я к Сьюзан.
– Нечего переживать, – ответила она. – Мы бежали от бандитов. Ты прекрасно справился. Ты и дома так водишь?
– Окончил курсы экстремального вождения ФБР и успешно сдал экзамен.
Она промолчала и закурила. А потом предложила сигарету Каму, который теперь нормально устроился на сиденье. Тот взял, Сьюзан щелкнула зажигалкой, а я удивился, как им удалось зажечь сигарету: у нее тряслись руки, а у вьетнамца дрожали губы.
Справа снова появилось море. В воде отражалась узенькая кромка умирающего месяца – света хватало только для того, чтобы ночь не казалась абсолютно черной. Я обогнал едущий на север грузовик, но навстречу машин не попадалось. Такая пустынная дорога хороша для быстрой езды, но ни для чего иного. То и дело встречались выбоины. Я старался их объезжать, но случалось, не замечал, и тогда "ниссан" сотрясал резкий удар.
– Как ты считаешь, нас кто-нибудь ищет? – спросила Сьюзан.
– Тех, кто искал, уже нет в живых, – ответил я.
Она промолчала.
– Может быть, Пройдоха ищет мистера Кама.
Сьюзан подумала и сказала:
– Та дамочка в беде его уже проинформировала, что мы удираем от копов. Так что он считает: нас либо ухлопали, либо мы едем дальше в Хюэ.
– А почему он не позвонит в полицию?
– Потому что полицейские запросят что-нибудь около тысячи за розыски машины и еще столько же, если найдут. Сейчас Пройдоха надеется на лучшее. А по-настоящему встревожится, если не получит сведений от Кама к утру. Не думай, что здешние полицейские – услужливые ребята в синем и величают вас исключительно "сэр", когда вы зовете их на помощь. Это самые большие бандиты в стране.
– Понятно.
Она переговорила о чем-то с вьетнамцем, который после сигареты немного пришел в себя.
– Он отрицает, что нас хотели ограбить. Жалуется, что мы очень недоверчивы. И хочет выйти.
– Скажи, что он должен вести машину из аэропорта Фубай, иначе мистер Тук его убьет.
Сьюзан перевела, а я разобрал всего одно слово: "гьет" – убийство. Удивительно, почему я запоминаю только плохие слова?
– Скажи еще: будет хорошо себя вести, завтра сядет за стол со своими родными.
Сьюзан и Кам перебросились несколькими фразами.
– Не думаю, что он собирается обратиться в полицию. Это сулит ему одни неприятности.
– Хорошо, – отозвался я. – Мне бы очень не хотелось его убивать.
– Ты серьезно?
– Вполне.
Сьюзан откинулась на спинку и снова закурила.
– Теперь мне понятно, почему послали тебя.
– Меня никто не посылал. Я сам вызвался.
Мистер Кам внимательно прислушивался, наверное, старался понять, не собираемся ли мы его укокошить. И чтобы его успокоить, я потрепал его по плечу и сказал:
– Хин лой, – что-то вроде "Извини, парень".
– Что, вспоминается вьетнамский? – спросила Сьюзан.
– Вроде того. Хин лой. Мы говорили "хин лой", когда пускали кого-то в расход. Мол, извини, приятель. Сам понимаешь.
Сьюзан притихла – решала, не едет ли она в одной машине с психопатом. И я думал о том же.
– Ничего. Выброс адреналина в кровь. Со мной все будет в порядке.
Она опять промолчала. Мне показалось, немного испугалась меня. Да я и сам себя испугался.
– Сама навязалась, – заметил я ей.
– Знаю. И нисколько не жалуюсь.
Я протянул ей через плечо руку, и она сжала мне пальцы.
Плоская равнина сузилась до полоски между горами слева и морем справа. Движение на дороге совсем прекратилось, и я держал постоянно сто километров в час.
– Хочешь, поведу? – спросила Сьюзан.
– Нет.
Она начала массировать мне шею и плечи.
– Ты как?
– Прекрасно. Тут впереди есть местечко Бонгсон. Ищи значок Торговой палаты. Я там служил несколько месяцев.
– Сейчас посмотрю на карте. Почему ты мне не рассказываешь, как заработал увольнительную в Нячанг?
– Что там рассказывать?.. Вот доедем до этой самой долины Ашау, и я тебе покажу, где все произошло.
– Согласна. – Она помассировала мне виски. – Помнишь, в "Рексе" я сказала, как полезно говорить о таких вещах?
– Посмотрим, что ты запоешь, когда все узнаешь.
Сьюзан немного помолчала.
– Не исключено, что в этот раз, уехав из Вьетнама, ты оставишь здесь свою войну навсегда.
– Думаю, поэтому я и здесь, – ответил я.
Глава 22
Дальше на север нам попался прибрежный курорт Вунгро с несколькими пансионами и небольшой гостиницей с открытым кафе. Если бы не мистер Кам, мы бы остановились и выпили кофе или чего-нибудь покрепче – я в этом очень нуждался.
За Вунгро дорога отвернула от берега и стала снова пустынной – за окном тянулись темные пространства рисовых полей и каналов да время от времени мелькала редкая крестьянская хижина.
Кам молчал. Он, видимо, понял: если бы его намеревались убить, то давно бы это сделали. Такое прозрение одних успокаивает, а другим приходит в голову мысль, что можно попытаться бежать.
Я продолжал поглядывать в зеркальце – не появятся ли позади фары. Это означало бы крупную неприятность.
– Главная дорога страны – и ни одной машины, – заметил я Сьюзан.
– В провинции редко ездят по ночам, – ответила она. – Разве что случайный автобус. А днем шоссе прилично загружено. Вряд ли разгонишься быстрее тридцати миль в час. Мне говорили, – добавила она, – что полиция прекращает патрулирование шоссе примерно через час после наступления темноты.