– Да-да, узнаю. На стене выбиты имена. Пятьдесят восемь тысяч. Правильно?
– Верно.
– А мы потеряли миллион.
– Миллион на севере и миллион на юге, – поправил я. – Это составляет два миллиона.
– Я не учитываю потери противника.
– Почему? Они ведь тоже вьетнамцы.
– Американские марионетки. – Полковник Манг опустил снежный глобус на стол. – Пожалуйста, достаньте все из карманов. Абсолютно все.
У меня не оставалось выбора, пришлось подчиниться. И я положил рядом с шариком портмоне, конверты из пиджака, ручку, расческу, платок и драже "Тик-так". Только не стал показывать адреса, которые написал мне француз.
Первым делом полковник Манг принялся изучать содержимое моего портмоне. Там лежало сколько-то американских долларов, кредитные карточки, удостоверение отставника, в котором указывалось звание, но не указывалась специальность, медицинская страховка и водительские права штата Виргиния.
Затем прошелся по вещам из пиджака, осмотрел расческу, ручку и "Тик-так" и приступил к конвертам: в одном находились американские деньги, вьетнамские деньги, дорожные чеки; в другом – гостиничные ваучеры. Манг ничего не пропустил и делал пометки на листе. Одновременно он что-то говорил Пихале, и тот ему отвечал. Я понял, что их заинтересовало количество денег – совокупный двухгодичный доход обоих. Они явно считали, что в мире нет справедливости: поверженный враг вернулся с кучей наличности к месту своего поражения!
Пихала что-то резко мне сказал по-вьетнамски, повторил и сам рассмеялся. Вьетнамцы еще нетерпимее американцев к тем, кто не говорит на их языке. Я пытался вспомнить, как по-вьетнамски "пошел ты..." или что-либо в этом роде. Но в уставшую голову ничего не приходило.
Наконец Пихала ушел и даже не забрал с собой глобус, а Манг продолжал писать. Но вот он поднял глаза.
– У вас заказан отель "Сенчури риверсайд" в Хюэ и "Метрополь" в Ханое.
Я не ответил, и это как будто вывело его из равновесия.
– Будьте любезны, возьмите свои вещи с моего стола. – Он произнес это таким тоном, словно я специально досадил ему, разложив перед его носом имущество.
Я забрал конверты, портмоне и другое барахло и рассовал по карманам. Но паспорт и визу он не выпускал из рук.
– Если это все, я хотел бы отправиться в гостиницу, – заявил я.
– Я сам вам сообщу, когда мы закончим, мистер Бреннер. Если мы закончим.
Он в первый раз назвал меня по фамилии, и я понял, что это не дань вежливости: Манг давал понять, что знает, как меня зовут, где я буду жить во Вьетнаме, когда уеду из страны и что лежит в моем кошельке. Словом, абсолютно все.
– Вы зарезервировали гостиницы в Хошимине и Хюэ, – продолжал он. – Но между этими датами несколько дней.
– Так точно.
– Куда вы собираетесь?
– Пока не знаю.
– Полагаю, в Анхе?
– Не исключено.
– Что ж, это не проблема. Но имейте в виду, что часть вашей прежней базы закрыта для посещения иностранцев, потому что используется Народной армией.
– В том числе автотрейлеры с кондиционерами?
Полковник не ответил.
– Но город открыт, хотя бордели, массажные салоны, бары и опиумные притоны запрещены.
– Что ж, это хорошая новость.
– Неужели? Вы рады, что закрыли Додж-Сити? Вы ведь так называли этот район, который построили ваши инженеры?
– Никогда о таком не слышал.
Манг внезапно скривился и прошипел:
– Моральное разложение. Деградация. Вот почему вы проиграли войну.
Я не хотел, чтобы он поймал меня в ловушку, и потому промолчал.
А полковник Манг продолжал распинаться об "эйджент орандж"
[19]
, побоище в Милай, бомбардировках Ханоя и таких вещах, о которых не знал даже я.
Очень сердитый человек. Я даже не мог получить удовольствия от того, что его разозлил. Он ненавидел меня еще до того, как я вошел в его кабинет.
Я вспомнил совет Конуэя выразить раскаяние по поводу ужасов войны и понял, что это было не просто предложение, а настоятельная рекомендация.
– Ужасное время для обоих наших народов, – сказал я. – Особенно для вьетнамского. Я сожалею, что моя страна участвовала в войне. Я приехал сюда, чтобы посмотреть, как вьетнамский народ живет в мирное время. Хорошо, что многие ветераны возвращаются в вашу страну. Я знаю много таких, кто не жалеет времени и средств, чтобы залечить военные раны. Да и сам надеюсь чем-то помочь.
Полковник Манг, судя по всему, остался доволен моей маленькой речью и одобрительно кивнул. Она могла бы положить начало прекрасной дружбе, хотя я в этом сильно сомневался.
– Так куда вы направитесь между Хюэ и Ханоем? – спросил он меня.
Выполнять секретное задание. Но этого я ему не сказал.
– Можете что-нибудь предложить?
– Наверняка захотите посетить места прежних боев.
– Я был поваром.
Манг заговорщически улыбнулся. Он словно бы говорил: мы оба понимаем, что это туфта.
– Вы мне не кажетесь человеком, которому нравится заваривать кашу.
– Что вы! Я с детства был очень чувствительным. Стоило увидеть кровь на отбивной, как моментально хлопался в обморок.
Манг перегнулся через стол.
– Я убил много американцев. А сколько вьетнамцев убили вы?
Я почувствовал, что с меня довольно, и поднялся.
– Этот разговор оскорбителен. Я сообщу об инциденте в наше консульство в Сайгоне или в посольство в Ханое. – Я посмотрел на часы. – Я у вас уже полчаса. Если вы задержите меня хотя бы на минуту, я буду требовать, чтобы вы дали мне возможность связаться с консульством.
Манг тоже не выдержал, вскочил, треснул ладонью по столу и впервые повысил голос:
– Вы ничего у меня не потребуете! Требовать буду я! Я требую у вас распорядок ваших передвижений по территории Социалистической Республики Вьетнам!
– Что ж, я о нем поразмыслю. А теперь, пожалуйста, отдайте мне паспорт и визу.
Полковник Манг взял себя в руки и сел. И произнес абсолютно спокойным голосом:
– Будьте любезны, мистер Бреннер, сядьте.
Я постоял достаточно долго, чтобы как следует его позлить, а потом опустился на стул.
– Я задержу ваш паспорт до вашего отъезда из Хошимина. А до этого времени вы мне предоставите полный и подробный план ваших поездок из Хошимина в Хюэ и из Хюэ в Ханой.