Единственным змеем в этом полу-Эдеме был Артуро Трогвилл, в убийстве которого, как вы знаете, я теперь обвиняюсь; тем не менее, я сказал вам в начале этих откровений, что не убивал Трогвилла, и я повторяю вам это снова: я не убивал Трогвилла. С другой стороны, вы скоро сами поймете, почему я так его ненавидел, и как безо всякого разумного повода (как мне кажется) он провел жестокую и порочную кампанию против меня и моего искусства; несносная скотина даже последовала за мной в Рим, ни на минуту не давая мне передышки. Я думаю, он был помешанным.
Его первое нападение — изысканное, по сравнению с тем, что он писал обо мне в последующие годы — произошло почти сразу после того, как открылось II Bistro; статья была опубликована в путеводителе по ресторанам «Вне Города». Жак показал его мне.
— Ты знаешь этого Трогвилла? — спросил его я.
— Лично — нет, Маэстро.
— Значит, он никогда не был твоим клиентом, так?
— Благодарю небеса, что он им не был, — сказал Жак, изобразив брезгливую гримасу. — Если бы он был клиентом, то не осмелился бы написать это.
— Выходит, это плохая статья?
— Прочитайте сами. Это то, что англичане называют «порицание с вялой похвалой».
Я прочитал это сам, и мне это не понравилось.
Яйцо — это яйцо — это яйцо
Артуро Трогвилл
Кем себя возомнил этот Орландо Крисп? На самом деле он владелец II Bistro в лондонском Уэст-Энде; действительно, он шеф-повар II Bistro, и, несомненно, талантливый; но кем он себя возомнил? Может быть, поэтом? Или романтическим философом? Автором лирических либретто? По меньшей мере, несомненно, кем-то с претензиями на художественное или литературное призвание, так как претензия была основной особенностью трапезы, которую мы с моей спутницей разделили в вечер открытия II Bistro на прошлой неделе. Господин Жан-Клод Фаллон, как мы все знаем, был типичным середняком, поваром без излишеств и сумасбродства, и его посетители знали, чего ожидать, и никогда не уходили разочарованными: классическая французская кухня с творческой выдержанностью, хорошо приготовленная и очаровательно поданная. Жан-Клод Фаллон был абсолютно надежен. Мы могли бы ожидать, что некоторое время спустя то же самое можно будет сказать об Орландо Криспе.
Поймите меня правильно: мы с моей спутницей получили огромное наслаждение от заказанных блюд, и у меня нет никаких жалоб на обслуживание; однако, я достаточно старомоден, чтобы недолюбливать кулинарную легкомысленность: подобно доблестной Сесилии, опекаемой мисс Призм, когда я вижу лопату, я называю ее лопатой, и более того, когда я ем грибы, я не хочу, чтобы мне говорили, что это «enfants du foret».
[110]
Я обращаю внимание на эту чудаковатость не из-за сварливости, присущей критику, а именно потому, что это было симптоматикой вечера: претенциозность часто маскировала посредственность. Большая часть предложений мистера Криспа (афишированных как «творение», подобных блюд мы с моей спутницей благоразумно избегали) были основаны на сочетании вкусов и фактур, которые граничили с эксцентричностью — новизна ради новизны, как мне показалось. Или, если вам угодно, претензия.
Однако, как я уже говорил, мы насладились нашей трапезой, и это правда. Мы с моей спутницей для начала выбрали petite bourse froide d’oeuf mollef:
[111]
оладьи, старомодно свернутые наподобие бумажника, и заполненные холодным яйцом всмятку с удивительно пикантным майонезом. У этого блюда не может быть недостатков, и я бы много отдал, чтобы точно узнать, какие именно специи были добавлены в майонез — моя спутница была убеждена, что он обладает свойствами афродизиака.
В качестве основного блюда я выбрал cöte de boeuf poilee au conflt d’echalotes.
[112]
моя единственная жалоба, касающаяся этих вполне соответствующих говяжьих ребрышек, поджаренных на сковородке, заключается в том, что шалот чрезмерно сдобрен карамелью, и на вкус едва не горчит, и имеет неприятную кашеобразную текстуру. Моя спутница, которая не ест мяса, решила попробовать сырное суфле с макаронами и грибами (мистер Крисп назвал его «enfants du foret») и высказалась о нем хорошо; основное качество суфле, естественно, заключается в его легкости, и я должен заявить, что это souffli au fro-mage aux macaronis
[113]
было нежно, неизменно легким, тесный союз грюйера
[114]
и макарон был восхитительным. Enfants du foret добавлял некое прикосновение неземного — достаточно утонченного, чтобы не преобладать, но с безошибочным присутствием — необходимая деталь, чтобы скрепить энергию суфле.
Тарталетки с грецким орехом, которые я выбрал себе на десерт, были на разочарование громоздкими, и к ним не был подан десертный соус, который я бы предпочел. Моя спутница заказала oreillon d’abricot meringuüs au coulis de framboise,
[115]
и сказала мне, что отведала бы их еще пару раз — не столько из-за неотразимого вкуса, сколько из-за умеренного размера порции.
Откровенно говоря, я желаю мистеру Криспу удачи с его рискованным начинанием; в целом, кажется, ресторан производит впечатление правильно сбалансированного заведения, поскольку стремится обеспечить выбор и многообразие, да и цены
приемлемые. Винная карта нечестолюбива, но, повторюсь, что и ее главное достоинство — цена. Но, о, дорогой! — пожалуйста, позвольте нам больше не видеть этой чепухи вроде «детей леса».
Поскольку я заинтересован, как бы то ни было, мистер Крисп может позаботиться о менее фантастичных названиях, перефразируя Гертруду Стайн: яйцо — это яйцо — это яйцо.
— Это еще хуже, чем неуважение, — сказал я.
— Не мучайтесь понапрасну, — прошептал Жак. — Трогвилл — всего лишь один критик из многих.
— Но весьма важный, Жак. И можно подумать, я должен кормить и эту жирную, обвешанную драгоценностями корову, которая была с ним. Его «спутницу». Кто она?
Жак пожал плечами:
— Леди аристократического происхождения. Я понял, что господин Трогвилл испытывает склонность к таким созданиям.
— Он также испытывает склонность к желчи, — сказал я.
— Совсем не то, что вы. Не принимайте это близко к сердцу. Подумайте: сегодня ночью мы представим margrets de canard
[116]
в предлагаемом на выбор меню. Ваше сознание и сердце должно быть чистым от всех подобных мелочных зол…