Часа через полтора он в третий раз за последние три дня подошел к дому Анны, а если точнее, к дому ее отца. Уилл подобрался к заветному окошку и – на этот раз ему совсем не повезло – долго-долго ждал, когда же Анна вернется к себе в комнату. А ведь она могла и вовсе сесть в тележку и отправиться в школу за Робертом. Вот глупо бы тогда получилось: он пришел к ней из школы, а она уехала от него в школу! Через полчаса Уилл стал всерьез волноваться и подумывать, не встретить ли ее, как вчера, на дороге. Вдруг она опять поедет на свидание со «своим», как он презрительно называл хозяина кареты. Но Уилл уже и так изрядно замерз здесь, под окном, спрятавшись от ветра. Стоять же на большой, продуваемой всеми ветрами дороге показалось ему уж совсем непривлекательной перспективой.
После долгих мучений Уильяму удалось открыть окно. Дверь в коридор была не заперта, никаких звуков оттуда не раздавалось, и он рискнул выглянуть, а затем и тихонько выйти из комнаты. На первом этаже никого не было, это Уилл моментально определил на слух. Он нашел лестницу на второй этаж, но едва поднялся на несколько ступенек, как услышал звуки, которые его смутили. Где же Анна? Какое-то предчувствие кольнуло его, он поспешил в ее комнату, и точно – она была уже здесь. Очевидно и она попала сюда не через дверь – шаги бы Уилл услышал наверняка!
– Уилл, ты с ума сошел! Как ты забрался в дом, тебя же могли увидеть. У отца нрав крутой, хорошо еще, если только палкой отходит, а то у него и пистолет есть…
– Я через окно влез. Прости, ждал-ждал, замерз… Вот и влез. Ты, значит, тоже окном, при нужде, пользуешься?
– Да, Уилл, неблагодарный, да, я ходила по нужде, но по твоей нужде! Задал ты мне работы со своей нянькой…
– Анна, ты же сама меня в это втянула.
Уилл, то и дело сбиваясь, рассказал Анне всё, что произошло с ним в последние дни.
– Успокойся, Уильям. Я что-нибудь придумаю.
– А мне-то что делать?
– Делай вид, что ты что-то делаешь. Но главное, ничего не делай!
– Ладно. Только, Анна, скажи мне: ты правда выходила по моим делам?
– Уилл, как ты не поймешь, у нас все дела сейчас общие.
– Но я хочу знать тогда, с кем это у меня общие дела. С тобой? Это я понимаю. Вот ты, вот я. А еще кто?
– Скоро ты всё узнаешь. Всё, что должен знать. Вы встретитесь, обещаю. И еще, чтобы ты успокоился: он никогда не будет моим мужем. Он женат. И вообще у нас не такие отношения. Это другое.
– Какое другое?
– Когда-нибудь я тебе всё объясню. Совсем не всё можно понять в шестнадцать лет.
– А когда можно понять всё?
– Чтобы понять всё, нужно перестать задавать вопросы. – Анна тряхнула белокурыми локонами и потрепала Уилла по голове.
Нет, ей явно не стать смуглой леди. Хотя, как и в жизни, в поэзии белое вполне может стать черным.
– После, после, не всё сразу… – Она с трудом оттолкнула от себя Уилла. – Полезай в окно, или давай я лучше попробую незаметно вывести тебя из дома и посадить в повозку. Надоело небось пешком ноги сбивать?
Уилл был на всё согласен. Всё, что невозможно понять и что понять можно, имело свои плюсы и минусы. В повозке, конечно, быстрее, но куда сейчас спешить? Пешком, конечно, некомфортно, но где он, комфорт? Кроме как домой, идти некуда, а дома – с отцом под боком – какой комфорт? Охотнее всего сейчас он бы остался в комнате Анны и заснул бы на ее кровати до ее возвращения. Но это мечта недостижимая.
29 декабря 2010
Недостижимая, казалось, мечта сбылась. Александр был наконец дома. Вопреки его опасениям, никакой засады в квартире не оказалось. Он пытался про себя смеяться: засады, пароли, явки… Но все меры предосторожности принял: тщательно закрыл шторы, света не зажигал и вообще старался не шуметь. Первым делом он залез в душ. Ему нестерпимо захотелось смыть с себя весь ужас того, что произошло за последние три дня. Но если бы только это было возможно! Однако душ взбодри л его – все-таки уже вторые сутки без сна, если не считать беспокойное забытье в самолете да путешествие из Петербурга в Москву.
Выйдя из душа, он заварил себе крепкий кофе и закурил. Александр поймал себя на мысли, что в образе метросексуала не выкурил ни одной сигареты, и совершенно не страдал по этому поводу. Что ж, во всем есть свои плюсы.
Он прошел в кабинет – для работы нужно скопировать несколько файлов, взять пару необходимых книг и папку с исследованием.
Зайдя в кабинет, Александр сразу понял – что-то не так. Глядя на рабочий стол со стороны, можно было подумать, что там царил страшный беспорядок. Однако Александр во всем любил систему, и даже этот беспорядок на самом деле был структурирован. Только он сам мог без труда найти в куче бумаг, груде книг и каких-то листочков с записями нужный ему документ. Часто дело даже доходило до скандала, когда жена или теща пытались, как они говорили, прибраться на столе.
Теперь его система тоже была кем-то нарушена. Кто-то явно рылся на столе и потом попытался привести все в исходное положение. Александр оглядел комнату повнимательнее. Тома Шекспира в книжном шкафу теперь стояли по порядку, хотя он точно помнил, что перед его отъездом пятый том стоял после шестого. Кто-то проник в квартиру, пока его не было, и что-то искал у него в кабинете. Александр открыл ящик стола. Папки с исследованием на месте не было! Невелика потеря, он помнил каждую строчку практически наизусть, да и в компьютере все было сохранено. Но то, что у него в квартире побывали непрошеные гости, да еще провели здесь обыск, было не очень приятно…
Ладно, будильник нужно поставить на шесть утра.
Февраль 1580
Уильям проснулся, когда еще не было шести утра, и принялся размышлять о последних событиях. Отец не случайно связался с контрабандой: ей здесь многие занимались, но так не рисковал никто. Впрочем, у Джона Шакспера не было выхода – только так он мог поправить свое финансовое положение. По натуре Джон был игрок и за пять лет умудрился пустить по ветру все свои коммерческие и административные достижения. Он то давал деньги под большой процент и лишался их, то ввязывался в долгосрочные «супервыгодные» предприятия, которые в кратчайшие сроки прогорали. Потеря последней партии контрабандного товара действительно была для него катастрофой.
И опереться в поисках пропавшего товара ему действительно было не на кого. Так что Уилл стал его соломинкой, за которую пришлось схватиться. Утопающему рассуждать некогда. Уилл постоянно чувствовал на себе тяжелый взгляд отца, хотя и старался не попадаться ему на глаза. А время шло. И с каждым днем ему становилось все страшнее.
Кроме отца Уилл боялся еще и коронера. Ожидание ареста так измучило Уильяма, что через два дня после прихода коронера в школу Уилл сам начал искать встречи с ним. Вначале он хотел пойти прямо в его кабинет, но осторожность взяла верх над безрассудным страхом, и, прежде чем зайти в дом, он подошел к знакомому окну и, стоя слева от него, по привычке стал подслушивать. Оттуда не раздавалось ни звука. Это было несколько странно, потому что в это время коронер всегда бывал на месте. Он ведь даже сказал Уиллу, когда его точно можно застать.