Бангкокская татуировка - читать онлайн книгу. Автор: Джон Бердетт cтр.№ 76

Впервые весы страсти качнулись так, что задели ее сердце. Когда Иши вернулся в Бангкок, Чанья стала сильно по нему скучать, убедила себя, что нужна ему, и лишь она одна с ее уличной мудростью и непобедимым упорством способна помочь этому заблудшему мужу-ребенку, который шел по жизни, спотыкаясь под гнетом своего огромного таланта. Но Иши не ответил ни на ее письма, ни на электронные письма. Такого еще не случалось. Если она западала на мужчину, он обязательно отвечал ей тем же. Чанья прошла все избитые стадии; вулканического влечения, ярости, холодка внутри, чувства потери власти и убежденности, что ей не отвечают по причине постыдности ее профессии и того, что грядет ее четвертое десятилетие.

Наконец она послала ему текстовое сообщение своего излюбленного характера: «Куда ты делся?» Электронного ответа не последовало. Но через несколько дней пришел пакет с единственным листком бумаги. На нем в изящной традиции тайской каллиграфии было выведено одно предложение:

Я тебя не заслуживаю.

К листу бумаги Иши приложил крайний сегмент оставшегося мизинца. Скрытый намек на известного голландского импрессиониста [66] прошел мимо Чаньи, но смысл фразы она поняла. Ей стало стыдно по многим причинам. Она осознала, насколько буржуазна ее страсть по сравнению с его. Великий художник пожертвовал ради нее рукой. А она до сих пор только вожделела и мычала. Набирая текстовое сообщение на мобильнике, даже обратилась к восточной красочности языка:

Ради тебя я пожертвовала бы обоими.

Иши отозвался:

Ты не понимаешь, чего просишь.

Чанья тут же отправила:

Мне безразлично. Я тебя хочу.

С явной неохотой Иши согласился встретиться с ней в Бангкоке, но не дома, местонахождение которого по-прежнему таинственно скрывал, а в баре на Сукумвит. Это показалось ей непостижимым, а потому еще более притягательным. Чанья пришла заранее, чтобы успокоить нервы, выпила подряд три порции текилы и понятия не имела, как справиться с еканьем в груди, когда в бар неловко вошел застенчивый гений, заказал сакэ и сел подле нее. В чем дело? Его глаза горели огнем желания, но он отказался пригласить ее к себе в квартиру. Попытался что-то объяснить, но заикался сильнее обычного, и Чанья ничего не сумела понять. Речь вернулась к нему лишь после того, как он влил в себя изрядное количество сакэ, но к тому времени оба почувствовали такое возбуждение, что им стало не до слов.

— Тут рядом есть гостиница, где сдают номера на короткое время, — сказала Чанья.

— У меня нет денег.

— Я заплачу, — с готовностью ответила она.

Увешанной зеркалами комнате добавляло неприличия гинекологическое кресло, установленное здесь для особенно изобретательных. Чанья уложила Иши на кровать и накрыла своим безупречным телом его яркие татуировки, овладела им так, как это много разделали с ней мужчины. По крайней мере попыталась. Впервые в жизни поняла мужчин и их стремление к полному обладанию посредством секса. (Вот и Митч такой же.)

Чанья не могла припомнить, сколько времени они занимались сексом — судя по всему, весь остаток дня. Время от времени она посылала за теплым сакэ для японца и холодной водой для себя. Казалось, оба утоляли накопившийся в течение всей жизни голод. Когда страсть наконец начала утихать, включили телевизор, и на экране автоматически возникли кадры жесткого порно. Насытившись друг другом, любовники лежали на спине и рассматривали свои тела в потолочное зеркало. Иши был уже достаточно пьян, чтобы говорить без запинки. Зеркало сообщало Чанье, что на кровати лежит женщина, а рядом с ней — неземное существо. Девушка не могла понять, что ей нравится в этом соединении, разве то, что в этот момент он был ее мужским выражением. Ведь для нее, как и для него, не существовало такого общества, к которому стоило принадлежать, потому что любое общество — всего лишь искромсанное сплетение фальши, и его лучше сторониться.

Иши объяснил.

Только окунаясь в работу, он на мгновение забывал о своем ужасающем ощущении неполноценности, которое возникло от постоянной неспособности общаться с людьми. Но что происходило, когда работы не было — а такое случалось нередко? Если он не занимался делом больше дня, то начинал испытывать душевную пытку самого мучительного свойства — возникало чувство удушья, хуже того — аннигиляции. Люди, не желая того, погружали его жизнь во мрак тем, что весело болтали друг с другом или проявляли шумное, беспечное дружелюбие, на что мы, тайцы, особенно женщины, большие мастера. Вид сплетничающих старух мог вызвать у него приступ злобной ревности. Даже собравшиеся помурлыкать кошки пробуждали в нем зависть. Его чувство одиночества доросло до такой степени, что ни один человек не мог бы вынести. Возникло безумное желание покрыть наколками всех вокруг, чтобы они унесли в могилу доказательство его существования. Если он проводил без работы два дня, появлялись мерзкие галлюцинации. Внутри черепа, прямо над глазами вспыхивали картины жестокого садизма, убийств и смерти. Существовало всего одно занятие, которое по силе утешения могло сравниться с творчеством.

— Что это? — спросила Чанья, боясь услышать ответ.

— Игра.

— Игра? — хихикнула она. Чанья вообразила нечто более ужасное.

Но, выслушав объяснение, поняла, что это был не тот порок, к которому можно относиться снисходительно. Вот почему он так хорошо говорил по-тайски. Все время Иши проводил на состязаниях боксеров, петушиных боях, скачках и даже на тараканьих бегах. Их устраивали под мостами среди городских развалин, заставляя насекомых носиться среди картонных домиков. Там он просаживал все свои деньги. И чтобы предаваться греховному увлечению, брал взаймы у китайцев, которые всегда оказывались из народности чиу чоу, как правило, из Сватоу или с юга Шанхая — многовековых вотчин крупнейших финансистов и головорезов Тихоокеанского бассейна. Жизнь Иши постоянно висела на волоске, и он, пытаясь расплатиться с одним бандитом, занимал у другого. В этот момент его долг составлял миллион американских долларов. Большую часть денег надо было отдавать японским дельцам, которые спасли его от смерти в руках чиу чоу лишь потому, что он согласился на очень и очень обременительный контракт.

— Что же это за контракт? — спросила Чанья.

— Не спрашивай! Просто не спрашивай!

Даже опьяненная страстью, она поняла, в чем дело. В Таиланде все знали нрав ростовщиков из народности чиу чоу. Видимо, японцы оказались не намного гуманнее. Если они обнаружат, что у должника появилась возлюбленная, она превратится в средство для достижения цели. С ней могут сделать все, что угодно, если решат, что таким образом сумеют выжать из Иши больше денег. Отчаянно стараясь спасти разум, японец заложил жизнь.

— Не только жизнь. — Он насмешливо скривил губы.

Чанья обнаружила, что от безысходности стала приводить такие аргументы, словно была мужчиной.