Сломанная роза - читать онлайн книгу. Автор: Кирилл Казанцев cтр.№ 9

На поминки его не пустили. И браслеты не снимали весь день. Четверо типов в форме постоянно торчали рядом и чувствовали себя крайне неловко под уничтожающими взглядами горожан, пришедших проститься с погибшими. На кладбище собралась половина Карагола. Был приятный солнечный день, березки шелестели листвой, любопытные вороны с веток взирали на происходящее. Люди плакали, говорили какие-то слова. Потом бросали землю на крышки гробов. Обливалась слезами Настя Фрикаделька. Ромка Коноплев по кличке Шершень снова не знал, куда деть руки — то засовывал их в карманы, то прятал за спину. Он с жалким видом таращился на Вадима, к которому его не подпускали. Вадим стоял окаменевший, со скованными руками, ни на что не реагировал. Только ветерок шевелил непричесанные русые волосы. Он стоял особняком, людей к нему не подпускали, лишь выжившую тетушку по материнской линии (она не была на свадьбе, поскольку ездила на похороны подруги), которая разревелась у Вадима на плече. Работники ППС, их здесь собрали на всякий случай, украдкой пошучивали: «Это кто такой? Иисус из Назарета?» — «Да нет, это Платов из лазарета».

И только в камере он дал волю слезам. Парень метался по шконке, бился головой о матрац, рычал, как бульдозер, вызывая недоумение у соседей за стенкой и неспящих контролеров. А по истечении бессонной ночи поклялся сам себе, что никогда больше не даст волю эмоциям. И больше этого не делал. С каменным лицом он ходил на прогулки, посещал помещения для допросов. Со следователями общался сдержанно, чистосердечно признал свою вину в содеянном, но категорично отказывался брать на себя что-то большее. Его не били, с этим парнем все было понятно. Работники милиции старались не смотреть ему в глаза — там была глухая бездна, насыщенная безысходностью. Никто не понимал, о чем он думает, и думает ли вообще. Несколько раз к нему приходил адвокат, нанятый выжившими друзьями, доходчиво намекал, что имеется возможность скостить срок. Ведь было состояние аффекта, первая судимость, чистосердечное признание. Ему было до лампочки. Вадим не хамил защитнику, но и не рвался с ним сотрудничать. Зачем? Он совершил тяжкое преступление и должен ответить. В свободное время он лежал, скрестив руки на груди, смотрел в потолок. По лицу арестанта носились тени, временами вселенская тоска подступала к горлу, и тогда в его глазах поселялись яркие светлячки. Его нормально кормили, не терзали допросами. Претензий к правоохранительным органам у заключенного не возникало. Лишь однажды по завершении допроса он обратился к следователю с вопросом в качестве исключения. Пойманы ли те самые беглые зэки, убившие при побеге конвоиров, расстрелявшие свадьбу под Караголом, умертвившие капитана «Чайки», восьмерых студентов на Кащеевке?.. «Их ищут», — лаконично ответствовал следователь и помрачнел. Он заметил, что в лице арестанта при этих словах мелькнуло некое выражение, заблестели глаза, хищно раздулись ноздри…

На суде Вадим сидел неподвижно, созерцал лица зрителей, участников процесса. От присяжных заседателей решили отказаться — слишком много «соплей» в этом деле, требуется решение беспристрастного специалиста. Прошли допросы свидетелей со стороны защиты и обвинения. При прении сторон принципиальный прокурор (явно спевшийся с военными) давил на тяжесть содеянного обвиняемым, адвокат — на отличные характеристики подзащитного. Тяжесть деяний сомнений не вызывала. Да, подсудимый действовал в состоянии аффекта — на его глазах расстреляли родных и друзей. А потом солдаты российской армии по чистой случайности, отрицать было глупо — многие это видели, — его невесту. И тем не менее явно грозила статья 105, пункт второй: убийство двух или более лиц в связи с осуществлением данными лицами служебной деятельности. Лишение свободы от восьми до двадцати лет, либо пожизненное заключение. Статья 111, умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, с особой жестокостью, в отношении двух или более лиц, исполняющих свои служебные обязанности — лишение свободы от пяти до двенадцати лет. Его судили не только за убийство и избиение солдат — судили также за глумление посредством стула над сотрудником полиции (а челюсть бедолаге он раздробил основательно), та же самая 111-я — и уже никакой надежды, что спасет состояние аффекта. Не было в ту ночь никакого аффекта, обвиняемый прекрасно знал, что он делает.

По совокупности преступлений, предусмотренных статьями, учитывая все смягчающие и отягчающие обстоятельства, суд рассмотрел и постановил — назначить наказание в виде пятнадцати лет лишения свободы в исправительно-трудовой колонии общего режима. Дали две недели на обжалование приговора, если есть к тому расположение. Но что это даст?

И на нары, брат, на нары. В не столь уж и далекий Красноярский край.

Где-то в Красноярском крае. Десять лет спустя

Колония общего режима, расположенная в глуши Хазаровского района, взбунтовалась 22 сентября. Дозрело и прорвало — с мощным выбросом отрицательной энергии. На зоне бунт, над нами чайки реют! Даже старожилы не могли припомнить чего-то подобного в этих скорбных стенах. Повод был банальный — как на броненосце «Потемкин»: тухлая еда. Реальные причины залегали гораздо глубже. Зона относилась к разряду «красных» или «козлиных» — на замкнутой территории площадью несколько гектаров главенствовал режим. Жесткий, суровый, не позволяющий блатным не то что развернуться, но даже вспомнить, что у них имеются в этой жизни какие-то права. Активисты и персонал безжалостно давили любые позывы к свободомыслию и попытки жить по понятиям. Двери карцеров всегда были открыты для блатарей. Над ворами издевались, не считали за людей, создавали невыносимые условия для обитания. Могли часами строем гонять по плацу, как каких-то «духов»-новобранцев. «Кумовья» из оперчасти копали под каждого, знали наизусть все слабые стороны заключенных и умели ими ловко манипулировать. За малейшую провинность — карцер. За попытку взбунтоваться, качнуть права — жестокое избиение. «Суки», науськанные администрацией, наваливались толпой, учиняли «темную», и провинившийся зэк потом неделю харкал кровью и глотал таблетки от головной боли. Сучьи отряды регулярно проводили облавы и рейды в «блатных» бараках, изымали все, что формально считалось запрещенным, подвергали зэков бесконечным унижениям, получая от этого колоссальное удовольствие. Вот и вчера не успели замордованные зэки закрыть глаза, как нагрянула ватага из козлиной секции с красными повязками. Шмон великий — повальный обыск. Изымали все, попутно унижали и отпускали затрещины, вскрывали потаенные нычки, глумились по полной программе, а потом ушли, довольно похохатывая, оставив после себя вселенский разгром. Зэки скрипели зубами, зализывали раны, проклиная «барина» — майора Долгопятова, начальника колонии. Падла высшего разряда, целиком и полностью отмороженная.

Терпение лопнуло. Взбунтовалась ярко выраженная серость. Вначале было слово. Неприличное. Потом кому-то дали в морду. И понеслась гулять волна по блатным баракам, забродило болото, пошла коллективная вонь — сила корпоративного духа. На баррикады, блин! Взметнулся лес заточек и шаберов — все не конфискуете, суки! Выплеснулась из бараков разъяренная лавина в серых бушлатах, пошла куролесить по зоне. Избивали контролеров, не успевших смыться, заперли бедолаг в карцере, чтобы не мешались. Показывали неприличные жесты часовым на вышках, которые остолбенело наблюдали за происходящим. Помчалась толпа, вооруженная железками, на бараки с козлиными секциями, активисты орали от страха, пытались оказать сопротивление, но их буквально смели. Били, вымещая зло, калечили, пускали «кагор». Впечатление стихийности происходящего было налицо, а так ли это на самом деле, не стоит ли за происходящим некий изворотливый ум — никого пока не волновало. Начальника колонии, имевшего в этот день законный выходной, истошный телефонный звонок вытряхнул из постели. Он поразился, мол, какой, к лешему, бунт? У вас что там, грибы на завтрак?! Срочно вызвал ОМОН, помчался на работу. А там такой «день десантника»… Зона бурлила, взрывалась. Никогда блатные не представляли какой-то силы — разобщенные, униженные, а тут вдруг выяснилось, что это не так. Несколько сотен заключенных, истекающих адреналином, правили бал. На какое-то время зона перешла под их полный контроль. Бараки, мастерские, клуб, подсобные строения… Корчились в пыли истекающие кровью «козлиные» тела. Уцелевшие активисты бежали в котельную, набились в нее под завязку, заперлись и пока не представляли реальной угрозы — слишком были деморализованы. А вокруг зоны уже кипели события. Из поселка Засино прибыла «тревожная» рота внутренних войск, заняла позицию у запертых ворот, через которые летели кирпичи, бутылки с зажигательной смесью. Вертолет барражировал над территорией. Из райцентра, расположенного на востоке, спешили грузовики с ОМОНом. Разворачивалась спецоперация «Вулкан-3» — пресечение массовых беспорядков в местах лишения свободы. Было приказано немедленно оцепить зону, чтобы мышь не проскочила.