Прогулки по чужим ночам - читать онлайн книгу. Автор: Алла Полянская cтр.№ 29

— Тебе нельзя здесь сидеть, — женщина смотрит на меня своими прекрасными глазами. — Садись на другую скамейку.

Она указывает мне на лавку поодаль. Я усаживаюсь на нее, дерево гладкое и теплое, лето, шумят туи, и все так, как когда-то.

— Ты повезешь меня к морю?

Ирка, откуда она взялась? Смуглая, красивая, такая, как приехала к нам из Березани. Платье блестящее на ней, бусы из красных камней...

— Ты и так шоколадная. — Кук протягивает мне руку. — Но Лиза лучше. Красивая ты, Лиза-Элиза, жаль, что не для меня выросла.

— Не трогай ее.

Мальчик в беленькой шапочке сползает с лавки и топает к нам, глаза у него круглые и серьезные.

— Иди отсюда, Лиза, тебе не следует тут быть.

— Но почему?!

— Потому что еще не время. — Кук обнимает Ирку. — Иди, Лиза-Элиза, у тебя долгая дорога впереди.

Тут я понимаю, что все они мертвые! Но мне не страшно, только грустно и жалко и Кука с Иркой, и женщину, и мальчика. Куда девается душа? Или ее вовсе нет, придумали, чтобы утешить нас на пороге вечности и небытия? Я не знаю. Но мне грустно, и так больно плакать...

— Лиза, Лиза...

Это Кук меня зовет, но туи отдаляются, и что-то давит на грудь, и я не могу дышать...

— Лиза, проснись!

В слабом свете ночника я вижу встревоженные глаза Рыжего. Он гладит мое лицо, потом щупает пульс. Что случилось?

— Ты плакала во сне, и пульс частый и неровный. В груди болит?

— Да. Тяжело дышать.

— Думаю, это усталость и стресс, приедем домой — сделаем тебе кардиограмму. В последнее время у нас какой-то ненормальный ритм жизни. Больничный возьмешь, я обеспечу, отдохнешь несколько дней. Съездим куда-нибудь или у Старика погостим.

— Со мной все в порядке. Ничего, Вадик, все пройдет. Извини, что разбудила.

— А ты думаешь, я спал?

Почему тебе не спится, Рыжий? Неужто проклятая сука Танька права и я для тебя что-то большее, чем друг? Нет. Я не хочу потерять тебя, а потому не позволю все испортить.

Утро хмурое, и у меня болит голова. Рыжий что-то ремонтирует во дворе, а я лежу под одеялом, не в силах подняться. Я неважно себя чувствую в последнее время, надо витамины какие-нибудь купить, что ли...

— Вставай, балерина.

В комнату заходит Танька. На ней синий потрепанный халат и растоптанные тапки. Танька, да разве можно так ходить? Это же ужас какой-то!

— Ну, чего ты? Пришла, дай, думаю, завтрак вам приготовлю — бате трудно уже по хозяйству справляться, а ты, наверно, и вовсе ничего не умеешь. Пришла — так и есть, дрыхнешь. Ишь, принцесса! А говорила, что не спишь с Рыжим.

— Нет, ну мы спим вместе — иногда, то есть в одной кровати... но ничего нет.

— Если бы мне это сказал кто другой, а не ты, не поверила бы, а тебе верю, с тебя станется. Дура ты, Лизка, дура... Смотри, найдет он себе другую, локти покусаешь, да поздно будет.

— Я все надеюсь, что найдет, но они как-то не приживаются у него.

Танька смотрит на меня как на сумасшедшую, потом осуждающе качает головой:

— Боже мой, как же ты на свете живешь такая?

— Живу, а что?

— Ничего. — Танька сердито фыркает. — Вставай завтракать.

Я выползаю из-под теплого одеяла, голова-то как болит! И всегда это происходит осенью и зимой, терпения нет, еще и Танька никак не догадается уйти...

— Красивое белье. Дорогое, наверное?

На мне синяя шелковая рубашечка с кружевами. Покупала на рынке, но качество хорошее. Далась она Таньке.

— Не очень.

Она все не уходит, и я молча стягиваю рубашку. Она стоит и смотрит. Может, у нее с ориентацией что-то не так? Я слышала о том, что в женских тюрьмах процветают извращения подобного рода.

— Слушай, балерина, а ведь ты красивая! Не надо на меня так смотреть, я не в том смысле, в каком ты подумала. Я понимаю, отчего и Стас, и Рыжий так за тобой умирают... Я всегда тебе завидовала, а сейчас вот перестала.

-Да?

— Да. Потому что стареть тебе будет больно. А мне и терять-то особенно нечего.

— Ну, если смотреть на проблему с этой стороны:..

Мы завтракаем, потом собираемся. Старик сидит и наслаждается нашей возней. Он привык быть среди людей, привык к молодым голосам, к своей нужности, и радуется нам, и не хочет, чтобы мы уезжали. Он скучает по нам, по своей неспокойной жизни, совсем затосковал в одиночестве наш Старик. Интернат закрыли, потому что нет средств для его содержания.

— Папа, мы скоро снова приедем. — Мне жалко его оставлять, хотя здесь, в Березани, он никогда не бывает совсем один. — Как справимся с делами, так сразу сюда.

— Ты даже в голову не бери, я обязательно дождусь вас обоих. Буду рад видеть вас счастливыми. А сейчас вам пора ехать, хотя, видит бог, я не хочу вас отпускать. Присядем на дорожку.

Мы садимся в гостиной, Танька хмуро смотрит в окно. Наверное, ей так же странно понимать, что она меня больше не ненавидит, как и мне. Мы смирились с существованием друг друга. Что ж, это хорошо. В каждом из нас есть что-то... настоящее — это Старик нас такими воспитал.

— Ну все, с богом.

Мы выходим во двор. Так вот что ремонтировал Рыжий — забор!

Старик по очереди целует нас, я поворачиваюсь к Таньке.

— Бывай, балерина, — она хлопает меня по плечу. — Увидимся. За батей я пригляжу, а ты под ноги смотри, нечего в облаках витать.

Выезд из поселка недалеко от кладбища. Вот проплыла мимо табличка «Березань», вот выгнул спину знакомый мостик. У меня на коленях лежит синяя пухлая папка. Что же такого нарыл Старик? Он педант, я его знаю. Если говорит, что здесь все бумаги, касающиеся меня, значит, так оно и есть.

— Ну, посмотри, что там. — Рыжий ровно ведет машину, шоссе пустое. — Тебе же любопытно.

— А тебе, типа, нет.

— Признаю, мне тоже интересно.

Я развязываю шнурочки. Вот копия свидетельства о рождении, оригинал у меня. Родители — жирный прочерк. А это что?..

Выписка из роддома. Роженица Климковская Любовь Васильевна, родила девочку, вес 3 кг 400 г. Роды срочные, без патологии. Что ж, спасибо и на том, Любовь Васильевна. Но место рождения почему-то не Ивск, как в моей метрике, а Новопокровск. Странно...

— Лиза, это означает, что регистрировали тебя в Ивске, система такая: в графе «место рождения» часто пишут тот город, в котором регистрируют.

— Почему?!

— А черт их знает, бюрократов этих. Нормальному человеку их логика недоступна, ты вспомни, как прописывался Валек.

Валек — коллега Рыжего, нейрохирург. Когда он женился, решил прописаться к жене — но по санитарным нормам в «хрущевке» никого уже не регистрировали. А когда Валек попробовал встать на учет на получение жилплощади, опять не выгорело: по каким-то другим нормам получился излишек площади. Эта история могла бы стать бесконечной, но умерла тетка Валька и оставила ему в наследство квартиру. Хеппи-энд. Если не считать смерть тетки.