Я выхожу со двора и иду по знакомой улице. Здесь я чувствую себя дома. Не там, где шумный город проколол небо зеркальными небоскребами, не в хмуром и чужом доме недалеко от Бонна, а тут, где разоренные заборы, небольшие кирпичные домики с верандами, речка — за зеленым зданием закрытого интерната. У государства на детей нет денег. И пускай они гибнут на улицах, сбиваются в волчьи стаи, превращаясь в преступников, — никому до этого дела нет... Тут я дома. А сейчас иду в гости...
Зеленые туи качаются на ветру, словно гимнастикой занимаются — наклон влево-вправо, и снова. Их лица такие знакомые. Танька поставила памятники Ирке и Куку. Да я и не сомневалась в этом. И фотографии хорошие нашла — наверное, у Старика взяла. Ласковая улыбка Кука и свежее смуглое Иркино личико. Куда девается душа? Неужели и правда это просто сказка, чтобы утешить нас на пороге вечности? Я не верю. Что-то есть, не может не быть. Там есть ОН. Что-то там должно быть, иначе все, что есть тут, псу под хвост.
— Я знала, что ты сюда придешь.
Танька стала еще толще и одета в жуткую китайскую куртку.
-Да.
— Привет, балерина. Не загордилась?
— С чего бы?
— А почему нет? — Танька садится рядом. — Смотри, какие я им памятники поставила. Кстати, это ты хорошо придумала — прислать Малого к Старику! Только ты могла такое сотворить! Ну ничего, доведем парня до ума, куда ж его теперь. Так ты Рыжего ищешь?
— Ну да. Представь: взял и бросил меня!
— Гордый. Не захотел, чтобы думали, будто он ради денег...
— Не гордый, а дурной. Кто бы подумал? А если б и подумал, что с того?
— Да так-то оно так...
— И ты туда же! Черт, ну где его теперь искать?! Лег на дно — и нет его!
— А тебе что с того?
— Не твое дело.
— Узнаю тебя. Ладно, пойдем обедать, балерина, батя ждет.
Я не хочу обедать. С того времени как исчез Рыжий, мне ничего в горло не лезет! Как он мог так со мной поступить? Разве он не знал, что я не могу без него? А вот он без меня, похоже, запросто обходится.
— Мне пора, — говорю я Старику.
— Уже?
— Да. Похоже, я зря приехала.
— Я всегда тебе рад, Лиза. На ночь глядя никуда ты не поедешь. Иди спать.
— Ладно.
Какая разница, утро или вечер? Мне все равно, даже зима не раздражает, настолько все безразлично.
— Ложись, дочка. — Старик гасит свет. — Вон, Василек спит уже — и ты спи, утро покажет, как жить дальше.
Его ладонь гладит мои волосы — как когда-то давно, когда все были живы.
Утро серое и безрадостное, я сижу на кровати — комната знакома до последней трещинки на потолке. Я дома, но тяжесть внутри не уменьшилась. Я ехала сюда за спасением, с последней надеждой — и все зря. Рыжий никогда не вернется ко мне. Я поняла это в тот самый момент, когда увидела, что он ушел.
Интересно, кто громыхает на улице? Или Танька решила поупражняться с топором? Ее фигуру это не спасет.
— Вставай завтракать, балерина.
Ну вот, легка на помине. Я сползаю с кровати и иду умываться. Вода холодная, но это неважно.
— Пойди во времянку и принеси молоко — на полке банка трехлитровая стоит, да не разбей! — Танька несносна, там же мороз. — Давай, шевелись, пора завтракать, а мне от плиты никак не отойти!
Ладно, раскомандовалась! Пойду, что ж. Собственно, Танька тоже тут дома.
На улице серое утро оседает на плечи деревьев. Все-таки зима меня раздражает. И время тянется долго.
— Привет, Лиза.
Он стоит у крыльца и смотрит на меня, но как-то по-новому — внимательно и тоскливо.
— Появился. — Ярость наполняет меня, я чувствую, что сейчас взорвусь и сотру с лица земли этого рыжего негодяя. — Решил меня помучить? Как ты мог?! Как мог оставить меня, когда я... когда мне так тебя не хватает?!
Я соскакиваю с крыльца и толкаю его. Он специально мучил меня, он знал, что мне будет неуютно и тоскливо, все они знали и только злорадствовали! Ни минуты больше здесь не останусь!
— Лиза, прошу тебя, дай мне сказать...
— Что ты можешь сказать? Я знаю, почему ты сбежал! Ты просто негодяй, ты никогда меня не любил, если так поступил, и, наверное, уже нашел себе другую и...
Он сжимает меня в объятиях, и я чувствую, как бешено бьется его сердце. Или это мое? У нас всегда было одно сердце на двоих, как и одна на двоих жизнь, но как ему об этом сказать?
— Ничего не говори, Лиза, я больше не могу без тебя.
— Ты просто негодяй.
— Да. Я люблю тебя.
— Я никогда тебя не прощу!
— Я люблю тебя.
Наверное, это я и мечтала услышать, хотя много лет меня пугал даже намек на эти слова. Нет. Я хотела их услышать. Я хотела верить, что это правда. И сейчас я в этом уверена, и что мне ему ответить? Не знаю. Но я его больше никуда не отпущу.
— Лиза, ты молчишь?
— Ты же знаешь все сам.
— Так скажи.
— Ладно. Я тоже тебя люблю.
Мы поедем с тобой в теплые края и подождем, пока здесь закончится зима. А потом вернемся и отремонтируем дорожки на даче. Мы многое сделаем — вдвоем. Какое сегодня утро солнечное, кто бы мог подумать!