Мы молча едим борщ, думая каждый о своем. Нет, не так. Мы думаем об Ирке, это понятно, но теперь, когда Рыжий заупрямился, больше не будем говорить о ней. Я знаю, когда надо остановиться.
На улице слышен страшный шум — в нашем доме есть несколько квартир, в которых живут старые трухлявые ведьмы. Когда я поселилась здесь, то пыталась быть с ними вежливой — что оказалось наивно и неосторожно с моей стороны. Старые дуры моментально сели мне на голову. Матвеевна принялась каждый день «приходить в гости» — рассказывать о своей молодости, негодницах-невестках, застарелом геморрое и бог весть о чем еще. А во дворе говорила, что я неряха и нищенка, проститутка и бродяжка.
Семеновна постоянно одалживала у меня то да се — без отдачи, а Ивановна передавала мне местные сплетни и рылась в моих вещах. Не знаю, что она хотела там найти.
Венцом творения была Антоновна — хоть о мертвых либо хорошо, либо ничего, но бабку такая шиза скосила, что туши свет, бросай гранату. Она говорила, что я собираюсь ее зарезать.
Закончилось все тем, что меня навестил местный участковый. До него дошли слухи, что в комнате поселилась женщина легкого поведения, потенциальная убийца и вообще темная личность. Наверное, мне опять повезло — участковый Симонин оказался нормальным парнем, который сразу понял, что к чему. Мы весьма мирно поговорили и уже через полчаса пили чай с печеньем, а я все никак не могла понять, как же так могло случиться, что обо мне поползли такие слухи. Особенно удивило меня обвинение в покушении на убийство. Если бы в ту минуту Антоновна попалась мне под руку, убийство я бы, наверное, совершила.
— Ну ты пойми, у них же у всех не все дома — склероз, живут одиноко, единственное развлечение — косточки соседям перемывать, а что там друг другу перемоешь, когда все поезда уже ушли давно? А тут ты — такая добыча! Понимать надо...
— Но почему она решила, что я хочу ее зарезать?!
— Говорит, что у тебя есть большой нож.
— Есть, капусту на борщ шинковать. А у тебя нету?
— Есть. Ну, не в этом дело. Бабка понемножку сходит с ума, вот и все. Слушай, зуб болит — сил нет, а за талоном бегать некогда...
— Поняла. Приходи завтра с утра ко мне в поликлинику, купи ампулу лидокаина, полечу.
— Вот хорошо! Не было бы счастья, да несчастье помогло.
С тех пор мы с Симониным друзья. Он неплохой мужик, по крайней мере ничем не напоминает наших правоохранителей, которые отличаются от простых смертных крайней степенью наглости, цинизма и жестокости. Во всяком случае, я уверена: Володька Симонин нипочем не станет избивать кого-то до смерти, трясти карманы с целью обогащения или брать взятки.
А вот соседок с тех пор я на порог не пускаю, они шипят мне вслед, как змеи, но не трогают — уверены, что Рыжий бандит и мафиози, а Симонина я подкупила, только мне на это плевать с пожарной каланчи. С чего это они так раскричались? И словарный запас у милых старушек такой, что матерые зэки будут конспектировать их с благодарностью.
— Чего это они там орут? — Рыжий собирает тарелки и складывает их в раковину. — Лиза, послушай, тебе нужно переехать отсюда, а теперь, когда вторая комната тоже твоя, можно их продать и купить однокомнатную квартиру, денег на доплату наскребем. А Сашка...
В дверь позвонили. Я вздрогнула — звонок требовательный и резкий. Так звонит человек, который чувствует за собой право беспокоить кого угодно в любое время. Тот, за чьей спиной стоит система.
— Полиция там, что ли? — Рыжий встревоженно смотрит на меня. — Иди, Андрея разбуди.
Но он и так уже не спит. Сидит на диване, в глазах тревога.
— Иди в спальню, спрячься в шкафу и сиди тихо. — Рыжий помогает ему встать. — Сядешь на дно шкафа, за Лизиными платьями. Лиза, ступай, открой.
Я иду в пропахший перегаром коридор. Иногда я заливаю Сашкин санузел хлоркой, чтобы миазмы не просачивались ко мне, но сегодня не тот день. Что ж, служба в полиции — штука суровая.
— Гражданка Климковская?
Крупный экземпляр, еще молодой, вполне приглядный. Только глаза, холодные и прозрачные, портят впечатление.
-Да.
— Капитан Остапов. Я должен задать вам несколько вопросов.
— Я слушаю.
За спиной у капитана сбились в кучку мои соседки по дому с возбужденным блеском в гноящихся глазах. С такими лицами ходят на чужие похороны, чтобы посмотреть на покойника, или на свадьбы, чтобы поглазеть на молодоженов.
— Проходите в помещение.
Я приглашаю парня в общую кухню и закрываю дверь перед самым носом Ивановны, которая уже примерилась просочиться в коридор с надеждой обо всем узнать. Я вовремя заметила ее маневр и хлопнула дверью в сантиметре от ее крючковатого носа. Вот пусть теперь выклюет себе печень, старое чокнутое чучело.
— А вы не слишком любите своих соседей.
— А вы что, своих обожаете?
— Нет, но...
— Но — что? Разрешаете им свободно передвигаться по вашей квартире, слушать ваши разговоры, лезть в ваши дела?
— Конечно, нет.
— Тогда с какого перепугу вы завели разговор о любви к соседям?
— Вы все сейчас поймете. Скажите, гражданин Коротин Александр Иванович здесь прописан?
— Да. Вон там его комната, она открыта. Это его кухня и его «удобства».
— А вы где?..
— Моя комната изначально была большого метража, я ее перестроила под отдельную квартиру, разрешение из архитектурного управления у меня есть.
— Понятно. Так, может, поговорим у вас?
— Нет. Вы хотели о чем-то спросить? Я вас слушаю. И мой слух одинаково хорош и здесь, и в моей квартире.
— Значит, вот вы как решили... что ж, — в его голосе слышится угроза. Ну еще бы! Кто-то посмел сделать не так, как он того пожелал! — Тогда скажите, в каких отношениях вы находились с гражданином Коротиным?
— Он здесь живет, я покупаю ему выпивку и кормлю его.
— Почему?
— Потому что его мать, Коротина Елена Антоновна, оформила на меня дарственную — вот эти самые хоромы мне подарила — с тем что я обязуюсь ухаживать за ней, а потом и за Сашкой, не позволить ему окончить свои деньки на свалке.
— Значит, фактически вы имеете право выгнать его в любой момент? Договоренность была устной?
— Всецело устной, и по закону — да, могу выгнать, но не выгоню.
— Но ведь он пьяница и сосед очень неприятный, не так ли?
— Он пьяница, неряха и ничтожество, но абсолютно неагрессивный, спокойный, безобидный. Это вам старые дуры о нем чего-то наплели? Не верьте им, у них мозги никогда не водились, Сашка нормальный мужик, просто слабый, безголовый. Антоновна хорошо это знала, потому и договорилась со мной.
— Вот как?