— Весьма ограниченное, лишь из книг по истории, которые читал.
— Некоторые философы утверждают, что дома, деревья, небо и все, что нас окружает, столь же нематериально, как тени в пещере. Другие верят, что реальность так же вещественна, как булыжник, который человек пинает при ярком свете солнца. Джонатан считал, что эти споры совершенно бессмысленны. Он был уверен, что правы те, кто считает мир иллюзорным. Для него воображаемый мир куда материальнее, нежели так называемая физическая реальность. В этом с ним согласится любой разработчик игр и геймер.
Затем Крид обратился к литературе, но понял, что большинство преподавателей считает себя чем-то вроде придатков к философским или политическим кафедрам. Он так и не услышал ни слова о том гипнотизме, благодаря которому литературные произведения переносят его в реальность, превосходящую своей жизненностью окружающий нас мир, который принято считать материальным.
Потом Джонатан взялся за историю. Заметьте, что он не записывался на тот или иной курс. Крид просто ходил по коридорам и останавливался у дверей тех аудиторий, в которых говорили о чем-то, казавшемся ему интересным. Он рассказал мне, что прослушал таким образом лекции об убийстве Юлия Цезаря, о вторжении норманнов в Англию, об убийстве принцев в лондонском Тауэре, о Столетней войне и о том, что Гражданская война в США принесла чуть не миллион жертв. Но Джонатан ничего из этого не воспринимал как факты. Все описания, сделанные очевидцами, были крайне пристрастными, далее тенденциозность нарастала еще сильнее. Он говорил мне, что все это россказни. Тени. Доказать, что это было на самом деле, невозможно. Но сюжеты этих россказней Крид находил восхитительными. Благодаря им он выбрался из своих кошмаров.
Джонатан намеревался пройти мимо, туда, где рассказывали истории об убийстве эрцгерцога Фердинанда, газовых атаках Первой мировой войны и лагерях смерти Второй, но случайно остановился перед моей аудиторией и услышал о Склепе мирских страстей. Он сказал мне, что в этот миг его жизнь перевернулась. Крид так и не объяснил причин, но следующие три месяца слушал мои лекции и посещал меня в университетском кабинете. Мы частенько завтракали вместе, а после занятий прогуливались по Вашингтон-сквер. — Лицо профессора Грэм посерело, эмоции мешали ей говорить. — Незадолго до того у меня умер муж. Детей не было. К Джонатану я относилась как мать к сыну. Он объяснял мне, что фантастический мир игры может быть куда реальнее, чем скорбь, от которой я пыталась как-то скрыться. Потом я узнала, что у меня рак, и, естественно, страшно перепугалась. А Крид убеждал меня, что игры не отнимают время, а, наоборот, добавляют его. Благодаря скорости, с которой принимаются бесчисленные решения, необходимые для достижения победы, секунды словно делятся на мелкие части, время заполняется по максимуму. Джонатан решил было отказаться от игр, но в конце концов вернулся к ним. Он совершил то, что сам называл своей очередной эволюцией, и пришел к выводу, что игры обладают метафизическим свойством, которое умудрились не заметить философы. Игры — это истина.
Профессор Грэм вновь затаила дыхание и вынула из сумки флакончик с таблетками. Проглотив две и запив их чаем, она вновь посмотрела на Бэленджера.
— Они с сестрой…
— Погодите! У него есть сестра? — Франк напрягся.
— Высокая брюнетка, а Джонатан — очень светлый блондин.
— Она носит волосы собранными в пучок на затылке? — быстро спросил Бэленджер. — Твердые черты лица. Никакой косметики.
— Я видела ее лишь несколько раз. Да, она старалась выглядеть скромно. Вы ее знаете?
— Мне она представилась как Карен Бейли. — Бэленджера чуть не затрясло от гнева.
— Да, ее первое имя Карен. Они с Джонатаном не похожи, потому что отцы у них разные. Их мать была весьма легкого поведения. Мужчина, который их вырастил, не был отцом ни сестры, ни брата. Просто он довольно долго жил с их матерью, а она, уйдя от него, бросила сына и дочь. Он оставил их у себя как приманку, рассчитывая, что мать рано или поздно вернется, чтобы посмотреть на детей, и ему удастся уговорить ее остаться.
Франку было заметно, что рассказ давался профессору Грэм не так уж просто.
— Отчим оказался жестоким человеком. Пьяницей. Джонатан рассказывал, что старался не спускать с него глаз, потому что он мог прийти в ярость по любому поводу, и предугадать это было невозможно. Помимо всего прочего, отчим испытывал нездоровый интерес к Карен, которая очень походила на мать, поэтому пребывала в постоянной опасности. Потому-то она всю жизнь старается выглядеть как можно скромнее, хотя, мне кажется, может быть привлекательной. Карен старается избегать внимания мужчин.
Она заменила Джонатану мать, а он, в свою очередь, пытался отвлекать от нее внимание отчима, часто пылавшего гневом. Дети старались прятаться от него. Ну а тот отыгрывался как мог и если находил детей, то запирал их. Иногда в шкафу, иногда в подвале. Джонатан рассказал, что как-то раз они с сестрой просидели три дня в закрытой наглухо каморке, дверь которой отчим забил гвоздями. Без воды, без пищи, даже без сосуда, куда можно было бы справить нужду. В темноте Джонатан сочинял фантастические игры, наподобие «Dungeons & Dragons». Они с Карен укрылись в созданной им альтернативной реальности.
Предплечье Бэленджера болело все сильнее и сильнее. Внимательно слушая собеседницу, он почти непрерывно потирал его.
— Пожалуй, единственным добрым делом со стороны отчима была покупка детям приставки для видеоигр. Напомню, дело происходило в конце семидесятых, когда существовали только эти приставки, подключавшиеся к телевизору. Джонатан был совсем еще ребенком, но он разобрал устройство, понял, как оно работает, и усовершенствовал его. В скором времени отчим умер от цирроза печени. Детей передали приемным родителям, но они никогда не оставались в одной семье больше полугода. Было в Джонатане и Карен нечто такое, что сильно смущало приемных родителей. По большей части они проводили время друг с дружкой, за играми, которые изобретал Джонатан.
В тысяча девятьсот восемьдесят пятом году появились приставки компании «Nintendo», и Джонатан писал для нее программы, пользуясь компьютерами тех школ, куда ходили они с Карен. Ему было особенно приятно от осознания того, что тупые хулиганы, непрестанно отравляющие ему жизнь в школе, приходя домой, садились за те самые игры, которые он делал, не имея ни малейшего понятия о том, кто их творит. Ему принадлежит немало важных изобретений в данной области. Например, в первых играх персонажи были способны перемещаться только вниз, вверх, вправо и влево. Джонатан первым ввел движение с переднего плана в глубину. Он же совместил пространство игры с фоном. Обе эти новации создали иллюзию трехмерного пространства. — Она умолкла, пережидая очередной приступ боли.
— Я знаю, что вам трудно… — сказал Бэленджер.
— Но я хочу помочь. Вам необходимо понять концепцию бесконечности.
— Это еще что такое?
— В существовавших прежде играх передвижения геймера всегда ограничивались некоторым пределом. Действия происходили в замкнутом пространстве и потому были предсказуемы. Но Джонатан разработал игру под названием «Infinity (Бесконечность)», в которой два космических корабля гоняются в космосе друг за другом. Он говорил, что выдумал ее, вспоминая о тех трех днях, которые они с Карен просидели в заколоченной комнате. Когда играешь в эту игру, создается впечатление, что звездолеты могут сколько угодно двигаться в любом направлении и непрерывно отыскивать новые чудеса. В разговоре со мной он шутил, что хотел, чтобы геймер крутился среди комет и пытался отыскать Бога.