— Хирум, всю последнюю неделю в Лондоне я рассылала этот каталог во все уголки планеты. Я разговаривала с десятками критиков со всех пяти континентов и подготовила список. Все сказали мне то же, что и ты, и мне пришлось на всех давить, хотя только тебе я рассказала правду. Все они нехотя высказали свое мнение. Мне нужно добавить к этому перечню твое.
Осло смотрел на нее, тронутый яростным волнением, заметным в ее глазах. Он чуть задумался перед тем, как ответить.
— Очень сложно сказать, будет ли такая картина в «Рембрандте». Кажется, эта коллекция довольно сильно отличается от «Монстров», так же, как «Монстры» отличались от «Цветов». На первый взгляд, она создана в честь четырехсотлетия Рембрандта. Но следует иметь в виду, что Рембрандт — любимый художник Морица, и, быть может, именно поэтому, потому что речь идет о любимом художнике ненавистного отца, в этой коллекции полно гротескных деталей. Например, в «Уроке анатомии» вместо трупа — голая улыбающаяся женщина, а студенты, кажется, вот-вот на нее набросятся. В «Синдиках» представлены учителя и коллеги ван Тисха: Танагорский, Калима и Бунхер… «Еврейская невеста» может быть связана с коллаборационизмом его отца во время войны; говорят даже, он нарядил женщину-модель под Анну Франк… «Христос на кресте» — нечто вроде автопортрета… Полотно, Густаво Онфретти, одет, как ван Тисх, и повешен на крест… В общем, в «Рембрандте» почти все картины гротескно связаны напрямую с ван Тисхом и с его миром…
— Но этот тип уничтожит всего одну, — проговорила Вуд. — Мне нужно знать какую.
Осло отвел взгляд от этих молящих глаз.
— И что ты сделаешь, если я назову тебе одну возможную картину из тринадцати? Будешь больше защищать эту картину, правильно? А если я ошибусь? Мне придется принять на себя ответственность за смерть? А может, за несколько смертей?
— Не будет на тебе никакой ответственности. Я же сказала, что собираю мнения специалистов со всего мира и выберу ту картину, которая наберет больше голосов.
— Почему бы тебе не спросить ван Тисха?
— Он не захотел меня принять, — ответила Вуд. — Мэтр недосягаем. Кроме того, ему даже ничего не рассказали про уничтожение «Падения цветов» и «Монстров». Он находится на своей особой вершине, Хирум. Я не смогу к нему приблизиться.
— А если большинство специалистов ошибется?
— Даже в таком случае ничего страшного. Я не буду рисковать оригиналом.
Вдруг занервничал Хирум Осло. Глядя на освещенное настольной лампой лицо Вуд, он понял, что она собиралась сделать. Все его тело напряглось.
— Погоди-ка. Теперь я понял. Ты собираешься… Собираешься поставить копию как приманку для этого психа… Копию картины, которая наберет больше голосов…
Ответа не последовало. Хируму было ясно, что он попал в самую точку.
— Это ты задумала, да? А что будет с копией? Ты прекрасно знаешь, что мы говорим о людях…
— Мы будем ее охранять, — сказала она. Внезапно Осло понял, что она говорит неправду.
— Нет, не будете. К чему тебе ее охранять… Ты хочешь использовать ее как приманку. Хочешь расставить ему ловушку. Ты отдашь психу невинного человека или нескольких человек, чтобы спасти других!
— Копия картины ван Тисха стоит на рынке в лучшем случае пятнадцать тысяч долларов, Хирум.
Осло почувствовал, как им завладевает старая ярость.
— Но это же люди, Эйприл! Дублеры — это люди, так же, как и оригинал!
— Но как искусство они ничего не стоят.
— Но искусство ничего не стоит по сравнению с людьми, Эйприл!
— Хирум, я не хочу спорить.
— Все искусство на свете, все чертово искусство на свете, от Парфенона до «Моны Лизы», от «Давида» до симфоний Бетховена, по сравнению с самым незначительным человеком — мусор! Неужели ты не в силах этого понять?
— Хирум, я не хочу спорить.
Вот она, подумал Хирум, вот она, совершенно невозмутима, а мир будет и дальше вертеться в ту же сторону. Защитим мировое наследие, говорит она, защитим великие творения человечества, пирамиды, скульптуры, полотна, музеи, созданные на трупах, кости на костях. Защитим наследие несправедливости. Купим рабов для перетаскивания гранитных блоков. Купим рабов для окраски их тел. Чтобы делать «Пепельницы», «Лампы» и «Кресла». Чтобы вырядить их в животных и людей. Чтобы уничтожить их в соответствии с их рыночной стоимостью. Добро пожаловать в XXI век: жизнь кончается, искусство остается. Утешительно.
— Я не буду помогать совершению несправедливости, — сказал Осло.
Мисс Вуд ни с того ни с сего улыбнулась:
— Хирум, на протяжении твоей жизни ты видел многие работы ван Тисха и знаешь, что по художественным меркам нет никакого сравнения между копией и оригиналом Мэтра, так ведь? — Осло кивнул. — Хорошо, ты утверждаешь, что копия и оригинал — люди, и я с тобой соглашаюсь. Именно поэтому, потому что материал один и тот же, ценность произведения различна. И когда нужно принимать важные решения, следует склоняться к тому, что имеет большую ценность. Я уже сказала, что не хочу спорить, но приведу тебе самый типичный пример. В твоем доме пожар, и ты можешь спасти только одну картину. Что ты спасешь: «Бюст» ван Тисха или копию «Бюста»? И в том, и в другом случае речь идет о девочке лет одиннадцати-двенадцати. Но какую из этих девочек ты бы спас, Хирум? Которую из них?
Последовало долгое молчание. Осло провел ладонью по вспотевшему лбу. Вуд, снова улыбнувшись, добавила:
— Я предлагаю тебе сотрудничать именно с такой «несправедливостью».
— Ты не изменилась, — выдавил Осло. — Ты не изменилась, Эйприл. Чего ты на самом деле хочешь не допустить? Потери картины или потери своей веры в себя?
— Хирум.
Этот наэлектризованный шепот. Это ледяное журчание, парализующее тебя, как змея парализует жертву. Вуд склонилась вперед, будто ее тело утратило центр тяжести. Она заговорила крайне медленно, и от ее голоса Осло заерзал на стуле.
— Хирум, если хочешь мне помочь, выскажи, блядь, твое голимое мнение.
Помолчав, бесстрастная Вуд, не сводя голубых кварцевых глаз с Осло, добавила:
— Хирум, прости за этот поспешный визит. На самом деле ты и так уже мне очень помог. Ты не обязан делать это и дальше.
— Нет, подожди, дай каталог. Я просмотрю его и позвоню тебе завтра. Если увижу какую-то картину, с большей степенью вероятности подпадающую под твои характеристики, сразу скажу.
Прежде чем продолжить, он на мгновение заколебался, будто оценивая, стоит ли просить об этом хлипком обещании человека, который смотрел так, как смотрела она, и говорил таким ужасным голосом.
— Эйприл, обещай мне, что постараешься, чтоб никто не пострадал.
Она кивнула и вручила ему каталог. Потом встала, и Осло проводил ее назад к дому.