– Отправился путешествовать вроде как. Некоторым все нипочем. Мне пришлось найти работу сразу после школы.
Знаю, подумал Микке. Сначала «Гулинс», потом «Хеннес и Маурис». Но вслух произнес:
– А деньги? Что, просто взял и поехал?
– Деньги! Да он все время хвалился, что нет ничего проще, чем достать деньги. «Золотой карман» – он так себя называл, помнишь? И честно говоря… не знаю, что он там делал, но, пока мы жили вместе, у нас почти всегда водились деньжата. Там подработает, тут подхалтурит. Он разбирался в компьютерах, ну, ты знаешь. И занимался техподдержкой на нескольких предприятиях. Это неплохие деньги: люди сколько угодно заплатят, если надо, чтоб компьютер заработал. И еще он покупал и продавал акции. Пока пузырь не лопнул, конечно. Уговорил меня купить акции «Гамбро» – ни о чем в жизни так не жалею. Разве что о браке с твоим папашей.
– Он что, был такой сволочью? – осторожно спросил Микке.
Нетта поджала губы, мгновенно постарев и подурнев.
– Это я не собираюсь обсуждать с сопляком.
– Ну пожалуйста… Расскажи, как вы с ним сошлись. Я же имею право знать! – Микке решил рискнуть: либо она сейчас взорвется, либо начнет вспоминать все хорошее, что было в их с Натаном жизни, – по крайней мере, первое время. Когда родились близнецы и он сам.
– Убери посуду! – приказала Нетта. – И подай мороженое. Положи в красивые вазочки, те, с узором. И полей «Бейлиз», не жалей. У мамочки как-никак день рождения.
Потом Микке включил музыку для Нетты – Лена Филипссон, «Больно, так больно». Песенка в самый раз. Нетта сидела и шевелила пальцами на ногах, давая ступням отдохнуть. Измученные ноги у нее вечно болели.
Микке ждал. Он вымыл посуду, протер плиту – в общем, навел красоту. Теперь они пили кофе и снова «Бейлиз» – на этот раз из рюмок.
– Пожалуйста! – Она протянула одну ногу к сыну.
– Ладно.
Придвинувшись ближе, Микке положил ее ступню к себе на колени и принялся массировать искривленные пальцы, ощущая слабый запах пота. Нетта в наслаждении закрыла глаза.
– Не понимаю, почему женщины носят эту пыточную обувь.
– Чтобы нравиться мужикам, зачем еще.
– Хм.
– Нет, ну правда, представь себе девушку в старых и разношенных кедах. Очень сексуально!
Оба рассмеялись.
– Хорошо, – сказала она наконец, – твой папаша. Конечно, у него были свои плюсы, куда без этого. Он был красавец. Такого не стыдно показать людям. Идешь рядом и думаешь: этот красавчик – мой и только мой! Такое было чувство, когда другие на него заглядывались. Подходишь так, обнимаешь, чтоб все видели… Мы познакомились в пабе – его уже закрыли – на Флеминггатан, рядом с больницей «Санкт-Эрик». Я ходила туда с Вильмой, если помнишь ее. Которая потом переехала в Мальмё. Черные волосы, сильно накрашенная.
– Ага, – неуверенно отозвался Микке.
– Ну ладно. В общем, он тоже туда ходил. Вместе с другими парнями, они всегда сидели за одним и тем же столом у окна. Ну и как-то мы разговорились, так все и сложилось.
– Понятно.
– Он бывал таким романтичным. На каждое свидание приносил розы. Темно-красные, дорогущие. На длинных стеблях. Я считала, что это лишнее: в воду не поставить, мы же сразу куда-нибудь шли. Но приятно, конечно, когда за тобой так ухаживают.
Микке опустил ее ногу на пол и занялся второй. На мизинце был натоптыш, даже воспаленный.
– Он тогда был женат на Анн-Мари, но это не мешало ему встречаться с другими. Он был бабником по природе.
– По природе?
– Да, с этим ничего нельзя было поделать. И дети у него с Анн-Мари есть, твои единокровные, Анн и Мари. Им было семь и пять, когда родители развелись. Оставить женщину – это одно, но бросить ее с двумя детьми… – Нетта внезапно вскрикнула: Микке добрался до натоптыша.
– Тебе бы к ортопеду… или как он называется. – Микке попробовал пошутить: – К ножнику.
– Ты знаешь, сколько это стоит?
Ой-ой, снова опасная тема. Микке погладил мать по лодыжке.
– А после тебя была эта Барбру? Мать Йенни.
– Да, насколько мне известно. Хотя он, наверное, и к другим залезал под юбку. Ну что, хватит? Все выведал?
Нет, подумал Микке, толком не зная, какой вопрос задать следующим. Он пожал плечами, погладил лодыжку еще раз и опустил ногу на пол.
– А почему у тебя девушки нет, Микке? – протянула она, доставая сигарету. – Если уж ты мне задаешь вопросы, то и я могу порасспрашивать. Не обидишься?
– Нет, – буркнул Микке.
– Я уже начала удивляться – ну, знаешь, как мать. Катрин тоже спрашивала. Ты же симпатичный, Микке. Похож на него. Мускулы, все такое. Девушкам такие нравятся.
Микке чувствовал, что краснеет. Жар распространялся от груди вниз и вверх, до самых ушей.
– Катрин даже спросила как-то раз: думаешь, он это самое? Я сказала – нет, только не Микке. Он не такой.
Микке мог бы разозлиться. Мог бы выйти из себя. Имел полное право. Но это стало бы тактической ошибкой. Он хотел, чтобы Нетта побольше рассказала о Натане. Посоветовала бы, что нужно делать дальше, – сама о том не зная.
– Перестань, – сказал он.
– Прости, что спрашиваю, но ты… вообще с девушками спал?
– И не раз, а что?
– Ничего, просто спросила. Беспокоюсь. Не то чтоб я тебя выставила за дверь – ну, если б ты сказал, что гей. Юнас Гардель – гей. И ничего, достиг в жизни успеха. Не говоря уже о его жене… или муже… или как сказать – ну, Марк Левенгуд. У него вообще денег до фига.
– Я не гей.
– Точно?
– Блин, мам…
– Нет, ну я бы ничего… но Натан – он бы поморщился.
– То есть?
– Ну, его единственный сын… – Нетта визгливо засмеялась.
– Ну и что?
– У него были планы насчет тебя. Если у мужика один сын и пять дочерей, сам понимаешь… Тогда на сына вся надежда.
Микке почувствовал прилив гордости.
– Он… обрадовался, когда я родился?
– Конечно, еще бы. Четыре дочери – и вдруг бэбик с краником. Да еще и похож на него. Ты бы видел его детские фотки, где ему три-четыре года. Ты и он – одно лицо.
– Правда?
– Угу.
– А где эти фотографии?
– Не знаю. Он все личные вещи забрал с собой, когда переезжал к Барбру.
– Но… почему он переехал? Он что, влюбился в нее, пока вы…
Нетта поднялась и, пошатываясь, изобразила несколько танцевальных па.
– Жизнь – сложная штука, – произнесла она уже заплетающимся языком. – Твой отец был… у него были и хорошие стороны, это да… но он был ненадежным, неприкаянным. Он был бродягой – и физически, и… как это называется… психически.