— Que va, напьешься, — сказал Пабло. — Тут положение
серьезное. Все равно дай мне bota. Не воду же пить, когда едешь на такое дело.
Он поднял руки, взял повод и вскочил в седло. Потом усмехнулся
и погладил беспокоившуюся лошадь. Роберт Джордан видел, как он с нежностью сжал
бока лошади шенкелями.
— Que caballo mas bonito[71], — сказал Пабло и погладил
серого. — Que caballo mas hermoso[72]. Ну, трогай. Чем скорее выведу тебя
отсюда, тем лучше.
Он потянулся вниз, вынул из чехла легкий автомат с
предохранительным кожухом, вернее, пистолет-пулемет, приспособленный под
девятимиллиметровые патроны, и оглядел его со всех сторон.
— Вот это вооружение, — сказал он. — Вот это современная
кавалерия.
— Вот она, современная кавалерия, носом в землю лежит, —
сказал Роберт Джордан. — Vamonos. Андрес, оседлай лошадей и держи их наготове.
Если услышишь стрельбу, подъезжай с ними к просеке. Захвати с собой оружие, а
лошадей пусть держат женщины. Фернандо, тебе поручаю мои мешки, их тоже надо
захватить. Только, пожалуйста, поосторожнее с ними. Ты тоже следи за мешками, —
сказал он Пилар. — На твою ответственность, чтобы захватили их вместе с
лошадьми. Vamonos, — сказал он. — Пошли.
— Мы с Марией подготовим все к уходу, — сказала Пилар. —
Полюбуйся на него, — обратилась она к Роберту Джордану, показав на Пабло,
который грузно, как настоящий vaquero[73], восседал на сером, испуганно
раздувавшем ноздри, и вставлял новый магазин в автомат. — Видишь, какой он стал
от этой лошади.
— Мне бы сейчас двух таких лошадей, — горячо сказал Роберт
Джордан.
— Опасность — вот твоя лошадь.
— Ну, тогда дайте мне мула, — усмехнулся Роберт Джордан. —
Обчисть-ка его, — сказал он Пилар и мотнул головой в сторону убитого, который
лежал, уткнувшись лицом в снег. — Возьми все — письма, бумаги и положи в
рюкзак, в наружный карман. Все возьми, поняла?
— Да.
— Vamonos, — сказал он.
Пабло ехал впереди, а двое мужчин шли за ним гуськом, чтобы
не оставлять лишних следов. Роберт Джордан нес свой автомат дулом вниз, держа
его за переднюю скобу. Хорошо бы, если б к нему подошли патроны от автомата
убитого, подумал он. Да нет, не подойдут. Это немецкий автомат. Это автомат
Кашкина.
Солнце встало из-за гор. Дул теплый ветер, и снег таял. Было
чудесное весеннее утро.
Роберт Джордан оглянулся и увидел, что Мария стоит рядом с
Пилар. Потом она бросилась бегом вверх по тропинке. Он пропустил Примитиво
вперед и остановился поговорить с ней.
— Слушай, — сказала она. — Можно, я пойду с тобой?
— Нет. Помоги Пилар.
Она шла за ним, держа его за локоть.
— Я пойду с тобой.
— Нет.
Она продолжала идти вплотную за ним.
— Я буду держать треногу пулемета, как ты учил Ансельмо.
— Никакой тревоги ты держать не будешь.
Она поравнялась с ним, протянула руку и сунула ему в карман.
— Нет, — сказал он. — Ты лучше позаботься о своей свадебной
рубашке.
— Поцелуй меня, — сказала она, — раз ты уходишь.
— Стыда в тебе нет, — сказал он.
— Да, — сказала она. — Совсем нет.
— Уходи. Работы у нас будет много. Если они придут сюда по
следам, придется отстреливаться.
— Слушай, — сказала она. — Ты видел, что у него было на
груди?
— Да. Конечно, видел.
— Сердце Иисусово.
— Да, его наваррцы носят.
— И ты метил в него?
— Нет. Пониже. А теперь уходи.
— Слушай, — сказала она. — Я все видела.
— Ничего ты не видела. Какой-то человек. Какой-то человек
верхом на лошади. Уходи.
— Скажи, что любишь меня.
— Нет. Сейчас нет.
— Не любишь сейчас?
— Dejamos[74]. Уходи. Нельзя все сразу — и любить, и
заниматься этим делом.
— Я хочу держать треногу пулемета, и когда он будет
стрелять, я буду любить тебя — все сразу.
— Ты сумасшедшая. Уходи.
— Нет, я не сумасшедшая, — сказала она. — Я люблю тебя.
— Тогда уходи.
— Хорошо. Я уйду. А если ты меня не любишь, то я люблю тебя
за двоих.
Он взглянул на нее и улыбнулся, продолжая думать о своем.
— Когда услышите стрельбу, — сказал он, — уводите лошадей.
Помоги Пилар управиться с моими мешками. Может, ничего такого и не будет. Я
надеюсь, что не будет.
— Я ухожу, — сказала она. — Посмотри, какая лошадь у Пабло.
Серый шел вверх по тропе.
— Да. Ну, уходи.
— Уйду.
Ее рука, стиснутая в кулак у него в кармане, уперлась ему в
бедро. Он взглянул на нее и увидел, что она плачет. Она выдернула кулак из
кармана, крепко обняла Роберта Джордана обеими руками за шею и поцеловала.
— Иду, — сказала она. — Me voy. Иду.
Он оглянулся и увидел, что она все еще стоит на месте в
первых утренних лучах, освещающих ее смуглое лицо и стриженую
золотисто-рыжеватую голову. Она подняла кулак, потом повернулась и,
понурившись, пошла вниз по тропинке.
Примитиво обернулся и посмотрел ей вслед.
— Хорошенькая была бы девчонка, если бы не стриженые волосы,
— сказал он.
— Да, — сказал Роберт Джордан, Он думал о чем-то другом.
— А как она в постели? — спросил Примитиво.
— Что?
— В постели как?
— Придержи язык.
— Чего же тут обижаться, когда…
— Довольно, — сказал Роберт Джордан. Он оглядывал выбранную
позицию.
Глава 22
— Наломай мне сосновых веток, — сказал Роберт Джордан
Примитиво, — только поскорее. Совсем это не хорошее место для пулемета, —
сказал он Агустину.
— Почему?