— Какое донесение? — спросил Марти. Задавать такой вопрос
было глупо, и он сам понял это. Но он не мог сразу признать свою ошибку и
сказал это только для того, чтобы отдалить унизительную минуту.
— То, которое лежит у вас в кармане. Донесение Джордана
Гольцу, — сквозь зубы сказал Карков.
Андре Марти вынул из кармана донесение и положил его на
стол. Он в упор посмотрел на Каркова. Ну и хорошо. Он ошибся, и с этим уже
ничего не поделаешь, но ему не хотелось признать свое унижение.
— И пропуск, — тихо сказал Карков.
Марти положил пропуск рядом с донесением.
— Товарищ капрал! — крикнул Карков по-испански.
Капрал отворил дверь и вошел в комнату. Он быстро взглянул
на Андре Марти, который смотрел на него, как старый кабан, затравленный
собаками. Его лицо не выражало ни страха, ни унижения. Он был только зол, и
если он был затравлен, то ненадолго. Он знал, что этим собакам с ним не
совладать.
— Отдайте это двум товарищам, которые у вас в караульной, и
направьте их в штаб генерала Гольца, — сказал Карков. — Их и так достаточно
задержали здесь.
Капрал вышел, и Марти проводил его взглядом, потом перевел
глаза на Каркова.
— Товарищ Марти, — сказал Карков. — Я еще выясню, насколько
ваша особа неприкосновенна.
Марти смотрел прямо на него и молчал.
— И против капрала тоже ничего не замышляйте, — продолжал
Карков. — Капрал тут ни при чем. Я увидел этих людей в караульном помещении, и
они обратились ко мне (это была ложь). Я надеюсь, что ко мне всегда будут
обращаться (это была правда, хотя обратился к нему все-таки капрал).
Карков верил, что его доступность приносит добро, и верил в
силу доброжелательного вмешательства.
— Знаете, в СССР мне пишут на адрес «Правды» даже из
какого-нибудь азербайджанского городка, если там совершаются несправедливости.
Вам это известно? Люди говорят: Карков нам поможет.
Андре Марти смотрел на Каркова, и его лицо выражало только
злобу и неприязнь. Он думал об одном: Карков сделал что-то нехорошее по
отношению к нему. Прекрасно, Карков, хоть вы и влиятельный человек, но
берегитесь.
— Тут дело обстоит несколько по-иному, — продолжал Карков, —
но в принципе это одно и то же. Я еще выясню, насколько ваша особа
неприкосновенна, товарищ Марти.
Андре Марти отвернулся от него и уставился на карту.
— Что пишет Джордан? — спросил Карков.
— Я не читал, — сказал Андре Марти. — Et maintenant
fiche-moi la paix
[124], товарищ Карков!
— Хорошо, — сказал Карков. — Продолжайте ваши военные
занятия.
Он вышел из комнаты и пошел к караульному помещению. Андреса
и Гомеса там уже не было, и он постоял минуту в пустой караульной, глядя на
дорогу и на дальние вершины гор, уже видневшиеся отсюда в серой мгле рассвета.
Нужно подняться туда, думал он. Ждать осталось недолго.
Андрес и Гомес опять ехали по дороге на мотоцикле, но теперь
уже светало. По-прежнему держась за переднее сиденье мотоцикла, который
одолевал поворот за поворотом в сером тумане, окутывающем вершину горы, Андрес
чувствовал быстрый бег машины, потом Гомес затормозил, и они сошли с мотоцикла
и стали рядом с ним посреди уходившей далеко вниз дороги, и в лесу по левую
руку от них были танки, прикрытые сверху сосновыми ветками. Весь лес был занят
войсками. Андрес увидел длинные палки носилок на плечах у проходивших мимо
солдат. Правее, под деревьями, неподалеку от дороги, стояли три штабные машины,
укрытые с боков и сверху сосновыми ветками.
Гомес подвел мотоцикл к одной из этих машин. Он прислонил
его к сосне и заговорил с шофером, который сидел тут же, у машины,
прислонившись спиной к дереву.
— Я проведу вас к нему, — сказал шофер. — Спрячь свой
мотоцикл и прикрой его вот этим. — Он показал на груду нарубленных веток.
Солнце только что показалось над верхушками сосен, когда
Гомес и Андрес пошли за шофером — его звали Висенте — по тропинке меж соснами и
вверх по склону ко входу в блиндаж, от крыши которого и дальше, вверх, сквозь
деревья, тянулись провода. Они остались у входа, а шофер вошел внутрь, и Андрес
с восхищением разглядывал устройство блиндажа, который издали казался простой
ямой на склоне холма; вырытой земли поблизости не было, и, стоя у входа, он
видел, что блиндаж глубокий, вместительный и люди ходят по нему, не боясь задеть
головой о бревенчатый настил потолка.
Шофер Висенте вышел наружу.
— Он там, наверху, где разворачиваются войска, — сказал
Висенте. — Я отдал пакет начальнику его штаба. Он расписался. Вот, держи.
Он протянул Гомесу конверт, на котором стояла подпись. Гомес
отдал конверт Андресу, и Андрес посмотрел на него и сунул за рубашку.
— Как фамилия того, кто подписал? — спросил он.
— Дюваль, — сказал Висенте.
— Хорошо, — сказал Андрес. — Это один из тех трех, кому
можно было отдать пакет.
— Будем ждать ответа? — спросил Гомес.
— Надо бы подождать. Но где будет Ingles и остальные после
моста, где мне их теперь искать — одному богу известно.
— Пойдем, посидим, — сказал Висенте. — Пока генерал не
вернется. Я дам вам кофе. Вы, должно быть, проголодались.
— Сколько танков, — сказал Гомес.
Он проходил мимо крытых ветками, окрашенных в грязно-серый
цвет танков, от которых по устланной хвоей земле тянулись глубокие колеи,
указывавшие, где танки свернули с дороги и задним ходом пошли в лес. Из-под
сосновых веток горизонтально торчали стволы сорокапятимиллиметровых орудий;
водители и стрелки в кожаных пальто и жестких ребристых шлемах сидели,
прислонившись к деревьям, или спали на земле.
— Это резерв, — сказал Висенте. — И эти войска тоже
резервные. Те, кому начинать наступление, наверху.
— Много их здесь, — сказал Андрес.
— Да, — сказал Висенте. — Целая дивизия.
А в блиндаже, держа донесение Роберта Джордана в левой руке
и глядя на часы на той же левой руке, перечитывая донесение в четвертый раз и
каждый раз чувствуя, как пот выступает у него под мышками и струйками сбегает
по бокам, Дюваль говорил в телефонную трубку:
— Тогда дайте позицию Сеговия. Уехал? Дайте позицию Авила.