Читающая кружево - читать онлайн книгу. Автор: Брюнония Барри cтр.№ 54

— Неудивительно, что он так ненавидит здешние места, — сказала она. — Неудивительно, что ему пришлось уехать. Ты обвиняешь его в таких ужасных вещах. Об этом даже говорить невозможно.

— Как по-твоему, сколько времени пройдет, прежде чем он заберет ее из школы? Неделя? Месяц?

— Не хочу об этом слышать.

— Подумай о дочери.

Тетушка схватила чемодан и бросила в катер.

— Ну ладно, — вздохнула Мэй. — Раз ты такая идиотка, я ничего не могу с тобой поделать. Но я не позволю подвергать девочку опасности.

— И что это значит?

— Если ты попытаешься ее увезти…

— Не тебе говорить о детях и опасностях, — заметила Эмма, глядя на Бизера, который появился на пирсе с ингалятором в руке.

— Идем, — велела мне Мэй, шагая по причалу.

Я не пошла за ней. Стояла и смотрела на тетушку, не в силах поверить, что она действительно уезжает: это казалось невероятным. Мы смотрели друг на друга, и Эмма, должно быть, угадала, о чем я думаю, потому что первой отвела взгляд. Взяла чемодан с оторванной ручкой, подтащила к краю причала и столкнула в лодку. Шкипер подхватил вещи. Он, несомненно, заметил синяки на лице Эммы, которые уже начали желтеть.

Мэй, достигнув конца пристани, обернулась.

— Иди сюда! — крикнула она мне и хлопнула в ладоши, будто звала собаку. — Немедленно!

Она первой двинулась к дому. Бизер медлил. Подышал в ингалятор, а потом ухватил меня за руку и спас от падения — я чуть не провалилась в кроличью нору. Раньше я ее не видела, она возникла прямо посреди тропинки, причем довольно глубокая. Я удивилась: мне казалось, что я знаю все норы на острове. Наверное, кролики выкопали ее вчера ночью, пока мы спали.

Я услышала, как отчалил катер, но не обернулась. Пыталась не думать о том, что теперь будет. Невозможно было поверить, что тетушка Эмма действительно уехала. Что все именно так закончилось.

ЗИМА — ЛЕТО

Мне нравится в больнице. Тут безопасно. Но я очень скучаю по запаху океана. Потому и пишу об этом здесь.

Пытаюсь вспомнить, что произошло зимой, но не могу. Почти все воспоминания стерлись после шоковой терапии. Помню лишь, что мне было холодно и очень одиноко. Кажется, я не получала никаких вестей от Линдли. Не помню.

В следующий раз я, кажется, увидела сестру летом. В день ее приезда погода стояла чудесная, и я наконец согрелась.

Когда закончились занятия в школе, Линдли вернулась в Салем одна.

Поскольку ни Кэл, ни тетушка Эмма ни за что не позволили бы ей жить у Мэй, сестра официально жила у Евы, занимая комнаты, которые впоследствии стали моими. Но все равно она бывала на Острове желтых собак. Кочевала между островом и материком. Никто не знал наверняка, где ей вздумается ночевать, а потому старшие не беспокоились, если Линдли не появлялась вечером. Сестру это вполне устраивало. Когда она оставалась на острове, то спала в комнате, которую Мэй приготовила для тетушки Эммы.

Линдли была счастливее, чем когда-либо. Она вырвалась на свободу. Ей нравилась школа, и она с нетерпением ожидала начала последнего учебного года. В ней появилась странная легкость, мятежный нрав не знал удержу. Линдли всегда была хорошенькой, но сейчас сделалась на редкость притягательной. В том же смысле, что и Мэй. Все хотели общаться с Линдли, и мне приходилось бороться за внимание сестры.

— Поедем на Гарвард-сквер, — предложила она однажды, и я подпрыгнула от радости. — И возьми куртку. Холодает.

Мы целую вечность добирались на автобусе до Хэймаркета, а потом отправились на Гарвард-сквер. В городе было жарко, и Линдли обменяла мою куртку у какого-то попрошайки-хиппи на пару индейских сандалий, потому что у нее болели ноги. Но сандалии оказались на размер больше, поэтому Линдли шлепала босиком, пока мы не зашли в какой-то магазинчик — настоящий притон. Там Линдли обулась и принялась расхаживать. Сандалии издавали пукающий звук, и парни за прилавком развеселились — им нравилось все, что делала Линдли. Она была хорошенькая, а они, кажется, — обкуренные, а потому им все казалось забавным. То и дело, когда раздавался особенно громкий «пук», Линдли краснела и говорила: «Извините» или «Pardonnez-moi, s'il vous plaît», — и они чуть со стульев не падали. Через несколько минут Линдли получила двадцатипроцентную скидку на шелковое сари, а заодно стянула упаковку сигаретной бумаги — парни сделали вид, будто не заметили. Ей это сошло с рук лишь потому, что она пообещала одному из них свой номер телефона — у Линдли все равно его не было. Она понадеялась, что парень забудет, но он пошел за нами по пятам с авторучкой, и Линдли в конце концов нацарапала у него на ладони телефон Евы.

— Эй, а зовут тебя как? — крикнул парень вдогонку. Он попытался прочесть написанное и споткнулся о бордюр.

— Ева Браун, — ответила она.

Линдли решила, что это очень забавно, но парень не оценил шутки. Я — тоже, потому что это, во-первых, было совсем не смешно, а во-вторых, я начала расстраиваться из-за куртки, хоть она и не особенно мне нравилась. Даже я понимала, что не следует менять куртку стоимостью пятьдесят долларов на пару десятидолларовых сандалий. Это просто глупо.

Когда мы наконец ушли оттуда, Линдли тоже стало совестно: она повела меня в «Маримекко», чтобы сделать подарок, но расцветки там, на ее вкус, были чересчур бодрые — так она выразилась, — поэтому мы отправились в магазин попроще и Линдли купила два покрывала с индейским рисунком. Она хотела разрезать свое и сшить из него штаны — у Евы была швейная машинка. Линдли сказала, что мне не обязательно следовать ее примеру. Если угодно, я могу оставить свое покрывало как есть.

В еще одном наркоманском магазинчике, в том же квартале, я увидела очень милые серьги и указала на них Линдли. Сестра тут же купила их, но не мне, а себе. Я обиделась, потому что первая их нашла. Дело не в том, что Линдли присвоила серьги (она и так уже сделала мне слишком много подарков), а в том, что она вообще их купила. Когда спросила мое мнение, я сказала, что серьги ей идут, но все равно сестра поняла, что я злюсь.

— Откуда у тебя столько денег? — поинтересовалась я.

— Ева дает на карманные расходы, — пожала плечами Линдли. — Она не знает, сколько денег нужно подросткам, и поэтому дает слишком много.

Я посмотрела на нее, и сестра поняла, что я ее осуждаю. Все мы умели читать мысли, даже Линдли, хоть она это и отрицала.

— Ладно, пойдем за благовониями. — Она схватила меня за руку.

Линдли купила благовония с ароматом плюмерии и фиолетовую «вареную» футболку. Потом мы заглянули в «Тиволи» выпить чаю с бергамотом, и Линдли опять расплатилась сама. Мы обе согласились, что чай не так уж хорош, потому что здесь не подогревают чайник так, как это делает Ева.

Мы вернулись на автобусе в Марблхед, сойдя у Форт-Сьюэлла на закате, когда начали палить пушки яхт-клуба. Бегом спустились по лестнице к «Китобою», оставленному у чужого причала. К счастью, лодка была на месте. Мы вернулись на остров в ту самую минуту, когда Мэй показалась на пирсе. Взбегая по стапелям, Линдли потеряла сандалию, совсем как Золушка, но вернулась за ней, вместо того чтобы оставить какому-нибудь принцу.