— Да, пожалуйста! Еще бы! С удовольствием! — взволнованно
крикнул Том и про себя добавил, чрезвычайно обрадованный: «По правде говоря,
быть королем не так уж и плохо: тяготы этого звания нередко возмещаются разными
выгодами».
Граф кликнул пажа и послал его к начальнику стражи:
— Пусть задержат толпу и узнают, куда она бежит и зачем. По
приказу короля…
Несколько минут спустя многочисленный отряд королевских
гвардейцев, сверкая стальными доспехами, вышел гуськом из ворот и, выстроившись
на дороге, преградил путь толпе. Посланный вернулся и доложил, что толпа
следует за мужчиной, женщиной и девочкой, которых ведут на казнь за
преступления, совершенные ими против спокойствия и величия английской державы.
Смерть, лютая смерть ожидает троих несчастных! В сердце Тома
словно что-то оборвалось. Жалость овладела им и вытеснила все прочие чувства;
он не-подумал о нарушениях закона, об ущербе и муках, которые эти преступники
причинили своим жертвам, — он не мог думать ни о чем, кроме виселицы и страшной
судьбы, ожидающей осужденных на казнь. От волнения он даже забыл на минуту, что
он не настоящий король, а поддельный, и, прежде чем он успел подумать, у него
вырвалось из уст приказание:
— Привести их сюда!
Тотчас же он покраснел до ушей и уже хотел было попросить
извинения и отменить свой приказ, но, заметив, что ни граф, ни дежурный паж не
удивились его словам, промолчал. Паж, как ни в чем не бывало, отвесил низкий
поклон и, пятясь, вышел из залы, чтобы исполнить королевскую волю. Том ощутил
прилив гордости и еще раз сознался себе, что звание короля все же имеет свои
преимущества.
«Право, — думал он, — все это очень похоже на то, о чем я
недавно мечтал, читая старые книги отца Эндрью и воображая себя королем,
который диктует законы и приказывает всем окружающим: сделайте то, сделайте
другое. Там — в моих мечтах — никто не смел ослушаться меня».
Двери распахнулись; один за другим провозглашались громкие
титулы, и входили вельможи, носившие их. Половина зала наполнилась знатью в
великолепных одеждах. Но Том почти не сознавал присутствия этих людей, так
сильно был он захвачен другим, более интересным делом. Он рассеянно опустился
на трон и впился глазами в дверь, не скрывая своего нетерпения. Увидев это,
собравшиеся лорды не решились тревожить его и стали тихонько шептаться о разных
государственных делах вперемешку с придворными сплетнями.
Немного погодя послышалась мерная поступь солдат, и в зал
вошли преступники в сопровождении помощника шерифа и взвода королевской
гвардии. Помощник шерифа преклонил перед Томом колени и тотчас же отошел в
сторону; трое осужденных тоже упали на колени, да так и остались; гвардейцы
поместились за троном. Том с любопытством вглядывался в преступников. Какая-то
подробность в одежде или в наружности мужчины пробудила в нем смутное воспоминание.
«Этого человека я как будто уже где-то видел, — подумал он,
— но где и когда, не припомню».
Как раз в эту минуту преступник бросил быстрый взгляд на
Тома и столь же быстро поник головой, ослепленный грозным блеском королевского
величия; но для Тома было достаточно этой секунды, чтобы разглядеть его лицо.
«Теперь я знаю, — сказал он себе, — это тот самый
незнакомец, который вытащил Джайлса Уитта из Темзы и спас ему жизнь в первый
день нового года; день был ненастный и ветреный… Благородный, самоотверженный
подвиг! Жалко, что этот человек стал преступником и замешан в какое-то темное
дело… Я отлично помню, в какой день и даже в котором часу это было, потому что
часом позже, когда на башне пробило одиннадцать, бабка Кенти задала мне такую
отличную, восхитительно свирепую трепку, в сравнении с которой все предыдущие и
последующие могут показаться нежнейшей лаской».
Том приказал увести на короткое время женщину с девочкой и
обратился к помощнику шерифа:
— Добрый сэр, в чем вина этого человека?
Шериф преклонил колено.
— Смею доложить вашему величеству, он лишил жизни одного из
ваших подданных при помощи яда.
Жалость Тома к преступнику, а также восхищение героической
смелостью, которую тот проявил при спасении тонувшего мальчика, потерпели
жестокий удар.
— Его вина доказана? — спросил он.
— Вполне доказана, ваше величество!
Том вздохнул и сказал:
— Уведите его, он заслужил смерть… Это жаль, потому что еще
недавно он был храбрецом… то есть… то есть… я хочу сказать, что у него такой
вид…
Осужденный внезапно почувствовал прилив энергии и, в
отчаянии ломая руки, стал умолять «короля» прерывистым, испуганным голосом:
— О великий король, если тебе жалко погибшего, сжалься и
надо мной! Я невиновен, улики против меня очень слабы… Но я говорю не об этом;
суд надо мною уже совершен, и отменить приговор невозможно. Я умоляю только об
одной милости, ибо та кара, на которую я осужден, выше моих сил. Пощады,
пощады, о великий король! Окажи мне королевскую милость, внемли моей мольбе:
дай приказ, чтобы меня повесили!
Том был поражен. Он не ожидал такой просьбы.
— Какая странная милость! Разве тебя ведут не на виселицу?
— О нет, мой добрый государь. Я осужден быть заживо
сваренным в кипятке.
При этих неожиданных и ужасных словах Том чуть не спрыгнул с
трона. Опомнившись от изумления, он воскликнул:
— Будь по-твоему, бедняга! Если бы даже ты отравил сто
человек, ты не будешь предан такой мучительной казни!
Осужденный припал головой к полу, изливаясь в страстных
выражениях признательности, и закончил такими словами:
— Если когда-нибудь, боже избави, тебя постигнет беда, —
пусть тебе зачтется твоя милость ко мне.
Том повернулся к графу Гертфорду:
— Милорд, можно ли поверить, чтобы этого человека осудили на
такую жестокую казнь?
— Таков закон, ваше величество, для отравителей. В Германии
фальшивомонетчиков варят живыми в кипящем масле, и не вдруг, а постепенно
спускают их на веревке в котел — сначала ступни, потом ноги, потом…
— О, пожалуйста, милорд, перестань, замолчи! Я не могу этого
вынести! — воскликнул Том, закрывая лицо руками, чтобы отогнать ужасную
картину. — Заклинаю тебя, милорд, отдай приказ, чтобы этот закон отменили!.. О,
пусть никогда, никогда не подвергают несчастных таким омерзительным пыткам.