— Дорого же она заплатила за то, чтобы сделать зло самой
себе. Даже если бы она заплатила всего только фартинг, и то можно было бы
сказать, что ее обманули; а ведь она загубила свою душу и душу ребенка.
Следовательно, она сумасшедшая; а раз она сумасшедшая, она не знает, что
делает, и, следовательно, ни в чем не виновна.
Старцы опять закивали головами, восхищаясь мудростью Тома.
Один придворный пробормотал:
— Если слухи справедливы и король — сумасшедший, не мешало
бы этим сумасшествием заразиться иному здоровому.
— Сколько лет ребенку? — спросил Том.
— Девять лет, смею доложить вашему величеству.
— Может ли ребенок, по английским законам, вступать в сделки
и продавать себя, милорд? — обратился Том с вопросом к одному ученому судье.
— Закон не дозволяет малолетним вступать в какие-либо сделки
или принимать в них участие, милосердный король, ввиду того, что их незрелый ум
не в состоянии состязаться с более зрелым умом и злоумышленными кознями
старших. Дьявол может купить душу ребенка, если пожелает и если дитя
согласится, — дьявол, но никак не англичанин… в последнем случае договор
недействителен.
— Ну, это дикая выдумка, чуждая христианской религии! Как же
может английский закон предоставлять дьяволу такие права, каких не имеет ни
один англичанин?! — воскликнул Том в благородном негодовании.
Этот новый взгляд на вещи вызвал у многих улыбку, и многие
потом повторяли эти слова в придворных кругах в доказательство того, как
самобытно мышление Тома и как проясняется его помутившийся разум.
Старшая преступница перестала рыдать и жадно, с возрастающей
надеждой впивала в себя каждое слово. Том это заметил, и ему стало еще более
жаль эту одинокую, беззащитную женщину, стоявшую на краю гибели. Он спросил:
— Что же они делали, чтобы вызвать бурю?
— Они стаскивали с себя чулки, государь!
Это изумило Тома и разожгло его любопытство до лихорадочной
дрожи.
— Удивительно! — воскликнул он пылко. — Неужели это всегда
производит такое страшное действие?
— Всегда, государь… по крайней мере если женщина того
пожелает и произнесет при этом нужное заклинание — мысленно или вслух.
Том обратился к женщине со страстной настойчивостью:
— Покажи свою власть! Я хочу видеть бурю!
Щеки суеверных придворных внезапно побелели от страха, и у
большинства явилось желание, хотя и не высказанное, уйти поскорее из зала, но
Том ничего не заметал, он был всецело поглощен предстоящей катастрофой. Видя,
что на лице у женщины написано удивление, он с горячим увлечением прибавил:
— Не бойся, за это ты не будешь отвечать. Больше того: тебя
сейчас же отпустят на волю, я никто тебя пальцем не тронет. Покажи твою власть.
— О милостивый король, у меня нет такой власти… меня
оговорили.
— Тебя удерживает страх. Успокойся. Тебе ничего не будет.
Вызови бурю, хоть самую маленькую, — я ведь не требую большой и разрушительной,
я даже предпочту безобидную, — вызови бурю, и жизнь твоя спасена: ты уйдешь
отсюда свободная, вместе со своим ребенком, помилованная королем, и никто во
всей Англии не посмеет осудить или обидеть тебя.
Женщина простерлась на полу и со слезами твердила, что у нее
нет власти совершить это чудо, иначе она, конечно, с радостью спасла бы жизнь
своего ребенка и была бы счастлива потерять свою собственную, исполнив приказ
короля, сулящий ей такую великую милость.
Том настаивал. Женщина повторяла свои уверения. Наконец Том
произнес:
— Мне сдается, женщина сказала правду. Если бы моя мать была
на ее месте и получила бы от дьявола такую волшебную силу, она не задумалась бы
ни на минуту вызвать бурю и превратить всю страну в развалины, лишь бы спасти
этой ценой мою жизнь! Надо думать, что все матери созданы так же. Ты свободна,
добрая женщина, — и ты, и твое дитя, — ибо я считаю тебя невиновной. Теперь,
когда тебе уже нечего бояться и ты прощена, сними с себя, пожалуйста, чулки, и
если ты для меня вызовешь бурю, я дам тебе в награду много денег.
Спасенная женщина громко изъявила свою благодарность и
поспешила исполнить приказ короля. Том следил за ее действиями со страстным
вниманием, которое слегка омрачилось тревогой: придворные стали явно выражать
беспокойство и страх.
Женщина сняла чулки и с себя и с ребенка и, очевидно, была
готова сделать все от нее зависящее, чтобы землетрясением отблагодарить короля
за его великодушную милость, но из этого ровно ничего не вышло. Том был
разочарован. Он вздохнул и сказал:
— Ну, добрая душа, перестань утруждать себя зря: видно,
бесовская сила тебя покинула; если же когда-нибудь она вернется к тебе,
пожалуйста не забудь обо мне — устрой для меня грозу.
Глава 16
Парадный обед
Час обеда приближался, но — странное дело! — эта мысль почти
не тревожила Тома и уже совсем не пугала его. Утренние события внушили ему веру
в себя; бедный, испачканный сажей котенок за эти четыре дня вполне освоился с
незнакомым ему чердаком. Взрослому и в месяц не сделать бы подобных успехов.
Никогда еще не проявлялось так явственно уменье детей легко приспособляться к
обстоятельствам.
Поспешим же, — благо нам дано это право, — в большой зал для
парадных банкетов и посмотрим, что там происходит в то время, как Том готовится
к великому торжеству. Это обширный покой с золочеными колоннами и пилястрами, с
расписными стенами, с расписным потолком. У дверей стоят рослые часовые,
неподвижные, как статуи, в богатых и живописных костюмах; в руках у них алебарды.
На высоких хорах, идущих вокруг всего зала, помещается оркестр; хоры битком
набиты пышно разодетыми горожанами обоего пола. Посредине комнаты, на высоком
помосте, стол Тома. Впрочем, предоставим опять слово летописцу: