Два лика января - читать онлайн книгу. Автор: Патриция Хайсмит cтр.№ 29

На днях со мной приключилась удивительная история, которая, впрочем, еще не закончилась. Когда-нибудь я расскажу тебе о ней подробнее. Дело в том, что я познакомился при довольно необычных обстоятельствах с одним сорокалетним американцем, который удивительно похож на нашего отца в том же возрасте, правда, я слабо помню, каким он был тогда, и больше знаю его по фотографиям. Хотя во всем остальном этот человек — полная противоположность отцу. Общение с ним действует на меня странным образом. Извини за некоторую сумбурность письма. Этим утром я чувствую себя до одури счастливым. Только не подумай, что я пьян.

Знаешь, я ведь никогда не воспринимал отца как обычного человека из плоти и крови. Для нас, детей, для меня во всяком случае, он был неким небожителем, являвшимся нам за ужином, когда мы разговаривали на одном из тех языков, которым никогда не пользовались вне дома. Я не замечал, чтобы он хоть раз проявил свое чувство к матери. Хотя ты как-то говорил, что видел. Так вот, знакомство с этим вполне обычным американцем, который, впрочем, из-за определенных обстоятельств вынужден скрывать свое имя, позволило мне неожиданно ощутить отца более реальным, более земным. Объяснить это трудно, особенно после того, как я убедился, насколько этому человеку далеко до столпа добродетели, и если в нем есть что-либо достойное похвалы, не считая уже замеченной мной щедрости на деньги, то мне еще предстоит это узнать. Впрочем, его недостатки мне лишь на руку. У меня ведь свой интерес. Я использую знакомство с ним в собственных эгоистических целях. Он помогает мне посмотреть на отца по-иному, с меньшей обидой и с большим юмором. Одному Господу известно, может, я пытаюсь таким образом забыть обиду? Я ведь уже взрослый. Такие вот дела. По странному совпадению жена этого человека, особа довольно привлекательная, энергичная и к тому же намного моложе его, чем-то напоминает мне Агнес. Не знаю, что со мной происходит. Но во мне снова пробудились давние переживания. Возможно, таково психологическое очищение, и, значит, это только на пользу. Ты всегда понимал меня, когда дело касалось Агнес, старина Кен. Надеюсь, ты не истолкуешь превратно то, что я здесь пишу об отце, и не посчитаешь, будто я неуважительно отношусь к его памяти. То, что я не приехал в декабре на его похороны, не было неуважением. Просто я не мог тогда заставить себя сделать это.

Райдел остановился и перевел дыхание. Увы! Ему все-таки пришлось упомянуть о похоронах. Он поставил точку и продолжил с новой строки.

В ближайшее время я собираюсь вернуться в Штаты и устроиться на службу либо в Бостоне, либо в Нью-Йорке. Вместе с тем из этого сумбурного письма тебе, любезный брат, должно быть ясно, что мне совершенно необходимо возобновить с тобой отношения после столь долгого перерыва. Передай от меня привет своей семье. Береги себя, и да хранит тебя Бог.

Твой брат

Райдел.

Колетта постучала, когда Райдел уже запечатывал конверт. Он открыл ей дверь.

— Привет! — поздоровалась она. — Как я тебе нравлюсь в этих добропорядочных туфлях?

Райдел улыбнулся. На ней были красные туфли без каблуков, с бантиками.

— Американские?

— Нет, черт побери. Греческие. Никогда не подумала бы! Здесь, в Греции, туфли такие дешевые. Я купила пять пар. — Ее звонкий голос сорвался на слове «пар», точно хрупкий голосок маленькой девочки. — Ну так что, идем?

Он взял пальто и письмо.

— Это авиа? У меня есть марки.

Она поставила сумочку на его неубранную постель, села и достала из бумажника греческие марки.

Райдел отобрал две, поблагодарил и снова отметил про себя ее предусмотрительность. Это было вчера вечером. Ему нечем было прикурить сигарету, и Колетта достала из сумочки коробок, хотя не курила. Она объяснила, что всегда носит с собой спички.

— Как Честер? Здоров?

— Да. Легкое похмелье. Подожди.

— Что случилось? — Он уже открыл дверь.

— Разве ты не собираешься… — Она закрыла дверь и прошептала: — Ты забыл, о чем говорил мне прошлым вечером? Что поцелуешь меня перед любой дверью.

Райдел был уверен, что не говорил этого, во всяком случае в этом смысле. Вчера вечером он много каламбурил. Ему стало весело и сейчас. Он поцеловал ее в губы. Оба улыбнулись и вышли. Она заставила его почувствовать себя так, будто ему снова пятнадцать. Правда, уже не было ослепленности, болезненной ранимости и прочих глупостей, свойственных этому возрасту.

Они отправились на рынок. Прошлись мимо лотков, на которых были выставлены туфли и ботинки, пахнувшие уриной, мимо разделанных туш, подвешенных на крюках, купили по мороженому и зашагали дальше, держась за руки, чтобы их не смогла разъединить толпа. Колетте понравилась безрукавка свободного покроя, без пуговиц, отороченная каймой, и она решила взять ее для Честера. Райдел помог Колетте поторговаться, и они купили безрукавку за тридцать драхм, сбив первоначальную цену, которую запросила торговка.

— Думаю, в подобных местах нельзя платить, сколько попросят, — сказала она. — Эти глупые туристы всюду поднимают цены.

Райдел согласно кивнул и улыбнулся.

— Ты считаешь, Честер будет это носить?

— Дома, конечно, не на улице. Он страшно консервативен в том, как одеваться на публике.

Розовощекая крестьянка аккуратно завернула покупку в газету, подогнула края и вручила Колетте.

— Эфхаристо, — поблагодарила та. — Спасибо.

Женщина ответила что-то и улыбнулась.

— Что она сказала? — спросила Колетта у Райдела.

— Ну, «на здоровье», «рада услужить». Что-то вроде этого, — объяснил он.

Они направились дальше. Колетта взяла Райдела под руку.

— Ты, наверное, очень способный к языкам, если сумел освоить греческий. В нем такое трудное произношение. Язык можно сломать. Ты понимаешь, что я имею в виду? Французский — язык как язык. Итальянский, даже немецкий. Но греческий!

Райдел запрокинул голову и рассмеялся. Вот бы потешился отец, услышав такой комментарий. Райдел представил его лицо, если бы он, Марта или Кенни сказали такое при нем. Отец поморщился бы, словно ему стало дурно, и заявил бы, что это суждение слабоумного. Лицо Честера сменило лицо отца, и улыбка исчезла с губ Райдела.

— А итальянский и французский ты знаешь? — поинтересовалась Колетта.

— Да. Немного лучше, чем греческий. Но это не моя заслуга. Я выучил их в детстве.

— В самом деле? Ваша семья много путешествовала?

— Нет. Почти нет. Отец учил нас языкам дома. Первые уроки он давал, едва мы начинали говорить. Один месяц мы обязаны были общаться в доме только на французском, другой — на итальянском, третий — на русском, четвертый…

— На русском?

— Да. Прекрасный язык. И совсем не сложный. Отец считал, что так легче освоить язык. Ну не то чтобы легче — он не давал поблажек, — но отец считал, что тот, кто осваивает языки в детстве, знает их лучше.