– Следующая валькирия будет восьмой, – сказала
Ирка грустно.
Гелата шутливо замахнулась на нее кулаком.
– А вот так говорить нельзя! И думать об этом нельзя:
плохая примета. Бегать от смерти не стоит, а уж звать ее тем более. Относись к
ней как к поездке в лифте. Главное, чтобы кабина ехала вверх, а не вниз – я так
считаю. Поняла?
Ирка кивнула.
– Выше нос! И особо не торопись передавать эстафету.
Фулона, к примеру, держится уже несколько столетий – и ничего. А все потому,
что она само спокойствие. Что в бою никогда не спешит, что в жизни. Мне первое
время казалось, что она притормаживает, а потом я присмотрелась и поняла, что
это просто мудрость. Она всегда знает, что надо делать, и не дергается. Спешить
нужно только с добрыми делами. Все остальное подождет. Ясно?
– Так точно! – ответила Ирка по-военному.
– Точно-то оно точно, а вот так или не так – другой
вопрос. Но добрые дела, правда, лучше не откладывать, – повторила Гелата.
Ирка задумалась.
– Ты вот говорила про лифт. А мне хочется, пусть это
будет не лифт, а взлетная полоса. Ты разогнался, набрал скорость и взлетел в
вечность. Умчался в другой мир. А по той же полосе на смену тебе несется на
взлет очередная валькирия! – сказала она с воодушевлением.
Гелата углядела на полировке подсохшее пятно от пролитого
кофе и соскоблила его ногтем.
– Взлетная полоса? Нет, тебе точно надо поговорить с
Бэтлой! Вы с ней найдете общий язык. Бэтла убеждена, что валькирия – это птица
в клетке. Клетка – это материальный мир. Дома, города, время, пространство, ну
и так далее. Пока птица маленькая, а клетка большая, все в порядке. Но когда
птица вырастает, клетка становится тесна, и тогда, чтобы вырваться из нее,
птице надо набрать чудовищную вертикальную скорость. При этом тело птицы
останется в клетке – между прутьев ему не протиснуться…
В коридоре послышались шаги. Они были звучные, уверенные, а
не мелкие и липкие. Уже по одному звуку понятно было, что приближается не
комиссионер, а оруженосец. Гелата заерзала на стуле, поспешно придавая своему
лицу оскорбленное выражение.
– Тапки топают выяснять отношения! Ага… смотри, шаги замедляет!
Значит, не очень-то уверен, что прав! – прошептала она, проникаясь сладким
желанием битвы.
– Ну я пошла? – спросила Ирка, видя, что они с
Антигоном тут больше не нужны.
Гелата благодарно взглянула на нее.
– Заскакивай как-нибудь!
– Можно мне взять с собой ее фотографию? Ту, с картины? –
вдруг быстро спросила Ирка.
Момент для просьбы был выгодный. Сказать «да» всегда
быстрее, чем сказать «нет». Для «нет» надо еще выискивать причины.
– Бери! Только не говори никому, откуда она у
тебя, – покорно вздохнула Гелата.
Валькирия воскрешающего копья порозовела, как девушка,
которая, поссорившись с молодым человеком, четыре часа просидела в кафе с
подругой, в то время как он, ломая зубы о телефонную трубку, вызванивал ее по
больницам и моргам. И вот теперь девушка поднимается в лифте, спешно стирая с
губ шоколад и нашаривая в сумочке маску страдалицы.
«Мне повезло, что у меня в пажах Антигон. Будь у меня
оруженосцем Багров или Буслаев, я не смеялась бы сейчас над Гелатой. Человек
без руки не смеется над человеком без пальца», – решила Ирка.
Глава 9
Нейтрал
Ты заметил, с какой старательностью люди обманывают себя?
Обманывают, но не могут обмануть. Правда приходит к ним сама, и никуда от нее
не денешься. Можно сколько угодно убеждать себя, что ты не прыщав, а просто
лицо у тебя розовое, пока какая-нибудь тетка не крикнет в магазине сыну:
«Встань в кассу вон за тем прыщом».
Книга обманов
Мефодий проснулся за час до рассвета. Он лежал и смотрел в
потолок, не понимая, что его разбудило. В центре светлого четырехугольника
раскачивалась от сквозняка круглая бумажная лампа.
Стараясь не двигаться и малейшим движением не выдать, что он
не спит, Меф чутко внимал шорохам. Если к кровати кто-то прыгнет, в его руке
успеет вспыхнуть меч, и неосторожный убийца сам набежит на клинок.
Меф лежал и жадно ловил звуки. Москва не знает тишины ни
днем, ни ночью. Где-то на дальней стройке утробно лязгала бетономешалка. Гудела
стрела крана. Что-то монотонно и уныло грохало, точно плененный циклоп забивал
кувалдой сваи.
Несмотря на предрассветный час, общежитие озеленителей никак
не могло угомониться. Озеленители, как кроты, повылезали из своих норок и
шатались по лестницам. Видимо, искали, что им озеленить и где посадить дерево.
В ногах у Мефа синел прямоугольник окна. В открытую форточку
глядел круглый глаз луны. Меф случайно задержал на луне взгляд и ощутил, как
наполняется ее глухой, тяжелой и медлительной силой.
Холодной узкой рукой луна трогала его лоб и через глазницы
проникала в мозг. Меф ощущал, как в сознание пробирается что-то темное,
страшное, вкрадчивое. Недаром мать еще в детстве говорила ему, чтобы он не
смотрел на луну. Вечером Зозо упорно занавешивала окна, зная, что от луны
маленький Мефодий начинает странно волноваться, после чего в квартире творится
невесть что.
Буслаев толчком воли хотел изгнать из своего сознания луну,
но с внезапной очевидностью подумал, что это бессмысленно. Ну победит он
сейчас, ну изгонит пустой лунный свет, и что это изменит? Следующей ночью луна
будет точно так же царапать душу. И так до бесконечности с равнодушным
упорством она станет подтачивать его волю, как морские волны веками слизывают
скалы.
Едва Меф отчаялся, как змеиная рука лунного света обвилась
вокруг его головы. Словно кто-то чужой постучал, а он позволил войти, запоздало
поняв, что делать этого не следовало.
Столкнись он с прямой и ясной агрессией, Меф нашел бы в себе
силы сражаться. Сейчас же сражаться было не с кем. Лунный свет, вялый,
равнодушный, холодный, был воплощением тоски. Мертвецом, который рухнул из
открывшегося шкафа и повис тяжелой рыхлой массой. Мефа охватила такая
безысходная ночная слабость, что он не мог даже моргнуть или отвести лицо.
Просто смотрел на луну и впускал ее в себя, ощущая, как она разливается внутри
и заполняет его светящейся пустотой. Пустотой, которая постепенно растворяет
его и делает прозрачным, таким же, как лунный свет.
Меф запоздало попытался моргнуть. Напрасное усилие! Веко
дернулось и прикрылось самое большее на треть. На этом успехи закончились.
Холодные пальцы паники сжали Мефу горло. Он понял, что это конец. Он не может
даже шевельнуться. Еще несколько минут, и луна растворит его.
– Даф! – позвал он мысленно, не владея губами, как
в детстве когда-то шептал: «Мама!»