Ирка придирчиво оглядела морок, уставившийся на экран с
такой маньячностью, словно душа его, оторванная от тела, пребывала где-то там,
в сети. Порой Ирке казалось, что вследствие дефекта магии морок сознательно
выбирает сайты, которые грузятся долго, как вагон чугунных болванок. Собственный
компьютер уже не вызывал у Ирки восторга. Его давно было пора менять. Эта
техника не просто морально устарела. Она появилась вообще до возникновения
всякой морали.
Параллельно Ирке вздумалось посмотреть, куда ходит в сети ее
двойник. В результате она влипла в форум ролевиков и зачиталась. Пока она
читала, морок терпеливо шмыгал носом, натянуто улыбался и культурно злился, как
злится всякий воспитанный человек, которого пытаются отогнать от собственного
компьютера.
Желая окончательно убедиться, что морок не поврежден, Ирка
задала ему несколько вопросов и испытала то необоснованное раздражение, которое
наваливается на всякого человека, когда он слышит со стороны или в записи свой
голос.
Ирке захотелось пить, и она пошла на кухню. Через минуту
туда же влетел кикимор и молча потянул ее за руку.
– Тебе чего? – спросила Ирка.
Антигон не ответил, лишь вновь назойливо дернул ее за руку.
Ирка расплескала воду.
– Я тебя убью, если не отстанешь! Насмерть зацелую и
защекочу, что тебе заведомо не понравится! – пригрозила она, но все же
пошла за кикимором.
То, что валькирия увидела, заставило ее застыть на пороге.
Морок, совсем недавно оставленный на кресле, парил в воздухе посреди комнаты.
Что-то в мороке неуловимо переменилось. В глазах сияла мудрая вечность.
– Вот! – крикнул Антигон. – Это началось
сразу, как вы ушли, хозяйка!
Ощутив присутствие Ирки, морок медленно повернулся к ней и
чужим, незнакомым, навеки отпечатывающимся в памяти голосом произнес:
Пять веков прозвенят как стекло.
Взбунтуется грустной девы копье.
Стрела пропоет в сыреющей ночи.
У первой из лучших закроются очи.
Враг мрака – свету не всегда друг.
Ножки подгнившего трона не выдержат двух.
Лист старый былое пробудит искушенье.
Завещано иному Тартаром владенье.
Морок договорил последнюю фразу, вздрогнул, и вечность ушла
из его прозрачных глаз. Он вновь оказался в кресле и, повернувшись к монитору,
стал озабоченно крутить колесико мыши. Ирка почувствовала, что у нее
закружилась голова. Она тяжело опустилась на коляску, сквозь покрытые пледом
колени призрака ощутив, как знакомо спружинили колеса.
– Не загораживай монитор, плиз! Ты не
стеклянная! – с досадой произнес морок.
Валькирия-одиночка не ответила, и призрак принялся монотонно
долбить фразу через равные промежутки времени с одной и той же интонацией. В
другое время эта очевидная недоработка бросилась бы Ирке в глаза, но не теперь.
Ирка рывком встала. Кресло откатилось, однако морок, не
смущаясь такой мелочью, самодостаточно пялился в монитор, зависнув в воздухе.
Лишь минуту спустя он спохватился, что что-то не в порядке, и театрально
опрокинулся на пол.
Кикимор стоял рядом и мял бугристый нос нежно-лимонного
цвета. В выпуклых глазах – меланхолическая русалочья грусть.
– «Взбунтуется грустной девы копье!» Помните, Ламина
намекала что-то про копье, хозяйка? – спросил он.
* * *
Ирка наскоро навела порядок в комнате, торопливо оглянулась
на застывший у компьютера морок и перенеслась в «Приют валькирий». Было часа
четыре. День, спокойно зрея, медленно клонился к вечеру. Было жарко и
безветренно. Мир казался застывшей фотографией.
– Пора! – сказала себе Ирка.
Машинально сделав несколько шагов, она протянула руку и
представила копье. Обычно копье появлялось сразу, вместе с первой мыслью о нем.
Обычно, но не теперь. Валькирия-одиночка с недоумением уставилась на пустую
ладонь.
«Не получилось!» – поняла она.
Остановилась. Облизала пересохшие губы. Провела ладонью по
лицу. Ладонь была жесткая, немного шершавая. Когда каждый день приходится
взбираться по канату, мозоли неизбежны.
Ирка закрыла глаза. Сосредоточилась. Поняла: сейчас или
никогда.
– Копье! – произнесла она негромко, но четко,
вытягивая его из небытия.
На этот раз копье не стало упрямиться и явилось на ее зов,
но лежало в руке как чужое. Ирка ощущала его вялую равнодушную тяжесть. Ей
казалось, она держит в руке палку от швабры, а не знакомое до последней
царапины родное древко.
Нервничая, Ирка спустилась на поляну и метнула копье, целясь
в сухую сосну. Сосна стояла далеко и отсюда, от «Приюта», казалась не крупнее
большого пальца. Прежде валькирия легко попала бы в цель, однако теперь до
сосны копье так и не долетело. Оно упало почти у ног Ирки, неглубоко вонзилось,
но сразу же с комом земли завалилось набок.
Еще дважды валькирия-одиночка повторила бросок, и оба раза
результат был точно такой же. Ирке чудилось, будто она метает не разящее оружие
света, а старую лопату. Она не смогла бы попасть не только в далекую сосну, но
даже в валявшуюся в десяти шагах ржавую банку. После броска в банку копье даже
не пожелало вернуться к Ирке. Пришлось идти за ним самой.
Копье валялось в траве шагах в полутора от банки. Наклоняясь
за ним, Ирка неожиданно ощутила, что у нее заныла спина. Заныла в том же месте,
где и раньше, когда она была на коляске. Знакомая, тупая и плоская боль вгрызлась
в нее злыми зубами.
Ирка опустилась на траву и, поджав ноги, уткнулась в нее
лбом. Так было немного легче. Боль уходила, отодвигалась. Антигон подбежал и,
присев, вопросительно уставился на нее.
– Что случилось, мерзкая хозяйка?
– Я перестаю быть валькирией! – услышал он
испуганный шепот.
Шепот перешел в рыдания. Ирка осознала истину уже после
того, как ее высказала.
Она не помнила, как снова оказалась в «Приюте валькирий».
Вообще непонятно, как Антигон дотащил ее да еще и поднял по канату. Вновь Ирка
обрела способность целостно воспринимать реальность, когда, оставив ее в
вагончике, Антигон отправился на луг искать копье.
Валькирия-одиночка лежала на спине, боль в которой пока
прекратилась, и смотрела на застывшие капли смолы на потолке.
«Почему? За что?» – думала Ирка беспомощно.
Без копья она легкая добыча для любого стража мрака. Да что
там для стража? Даже заурядные комиссионеры теперь смогут вертеться вокруг,
глумиться, а ей нечем будет прогнать их. Она утратила связь со своим грозным
оружием, внушающим ужас мраку.