28
28 августа 2001 года. Париж, кладбище Пер-Лашез
Ослепленная ярким сиянием
Жером Дзубини был потомком самого великого из когда-либо существовавших клоунов — Гектора Дзубини. Семейная могила Дзубини располагалась рядом с колумбарием — погребальными нишами в несколько этажей, невыразительными и малоинформативными. Основатель династии покоился в скромной могиле под черной плитой из оникса в новой части кладбища. На камне были выгравированы золотом цирковая повозка и небольшое дерево.
Что же я делаю здесь, верно ли направление, которое я выбрала? Не знаю.
Возвращаюсь назад, разочарованная, в полном смятении. Может, нужно оставить эти безумные поиски неизвестно чего и отдаться в руки правосудия в надежде, что истина каким-то образом прояснится и я буду оправдана? Истина, которая опровергнет факты во всем их очевидном противоречии: я действительно держала в руках нож, который пронзил сердце Жерома Дзубини. Но при этом я не убивала его.
Несмотря на мое состояние, я вглядываюсь в красоту памятников. Как бы мне хотелось сейчас быть просто туристкой, путешествующей художницей, делающей зарисовки надгробных монументов, настоящих произведений искусства.
Например, ангел слева от меня — прекрасная статуя внушительных размеров, которая невольно приковывает внимание. Есть что-то таинственное, магическое в этом образе, к нему не может остаться равнодушной душа художника. Я направляюсь к могиле, но останавливаюсь, ослепленная ярким сиянием — луч солнца неожиданно вспыхивает из-под крыльев ангела. Когда зрение возвращается ко мне, вижу перед собой против света фигуру мужчины, похожего на бродягу с Вогезской площади. Не могу разглядеть его лицо, но чувствую тот же запах — сигарет, виски и цветов.
«Следуй за мной», — говорит он, прежде чем пуститься бежать.
Секунда сомнений, и вот я уже мчусь за ним, однако скоро теряю его и понимаю, что искать бесполезно. Он исчез, будто растворился в воздухе.
Останавливаюсь, оглядываюсь вокруг и проверяю по карте, где же я оказалась. Да, я совершенно заблудилась. Начинаю искать указатель в секторе и замечаю могилу, явно посещаемую больше других. Темно-серый мрамор весь исчеркан подписями, которые оставили посетители. На металлической табличке надпись на греческом:
КАТА TON ΔAIMONA EAYTOY
В свое время я изучала греческий, бессонными ночами пытаясь понять использование аориста. Эпитафия гласила: «Следуй за своим духом».
Это знак, указание маршрута.
Джеймс Дуглас Моррисон.
Открываю брошюру с описанием захоронений и быстро читаю его биографию, одну из самых подробных.
Естественно, я слышала о Джиме Моррисоне, певце группы «The Doors», но не знала, что он прожил последние месяцы в Париже, что умер и похоронен здесь. Эта эпитафия, более подходящая для философа, чем для рок-звезды, кажется мне очень странной.
На могиле лежит фотография, должно быть Моррисона. Я наклоняюсь, чтобы рассмотреть ее поближе. Надпись гласит: «Hello, I love you», и я, разумеется, знаю, что это название одной из его песен. Он очень красивый на этом снимке, но в лице кроется что-то грустное. Вытаскиваю из сумки блокнот и карандаш и начинаю зарисовывать этот портрет. Не хочу забыть его, как не хочу забыть и саму могилу.
На одном дыхании, уверенно делаю набросок.
Неожиданно вокруг темнеет. Меня пронзает необъяснимый страх. Оглядываюсь — но рядом никого. Поворачиваюсь к могиле и вижу ее освещенной ярким лучом солнца. Сейчас она выглядит совершенно другой, ослепительно-белой и — неожиданно — с бюстом Моррисона наверху. И самое главное, она открыта, будто бы еще пуста. Все длится долю секунды, солнце исчезает, и могила приобретает прежний вид. Галлюцинация или видение чего-то, что когда-то произошло? Я напугана. Мои руки дрожат, и дрожь лишь усиливается, когда я гляжу на свой рисунок. Я в шоке. Я была убеждена, что рисую могилу такой, какой вижу сейчас или видела до появления вспышки света, но вместо этого на бумаге — мое видение. Нарисованная могила открыта, и она с бюстом Моррисона. Но и это еще не все: вглядываюсь в рисунок и понимаю, что у бюста явно черты моего лица, а не лица рок-звезды. Что это? Видение моей собственной могилы?
КАТА TON ΔAIMONA EAYTOY
«Следуй за своим духом».
Я каменею, но внутренняя дрожь не проходит.
29
Май 1971 года. Париж, улица Ботрейи
Между двумя кругами света — кольцо полной темноты
С первыми лучами солнца Джим внезапно проснулся, весь в поту и с бешено бьющимся сердцем. Включил свет, и его страхи подтвердились.
Пот был леденящим из-за холодного сквозняка, гулявшего по комнате. Окно было оставлено открытым. Джима разом покинули силы, он с трудом сел на кровати.
«Памела! Опять она. Опять оставила открытым это проклятое окно. Никак не может понять, что через него проникают ангелы, призраки и демоны».
Он сделал усилие, чтобы подняться, но, как только оказался на ногах, его охватила тоска и тревога от мысли, ставшей уже постоянной.
«Боже, чего ты хочешь от меня? Иногда я слышу Твое дыхание за спиной. Значит, это действительно правда — чем больше Ты даешь, тем сильнее испытываешь? Сделай так, чтобы я снова стал кусочком неба!»
Он взглянул на потолок, украшенный фреской — голубое небо с мягкими белыми облаками. Эти облака успокаивали его.
Встал, закрыл окно. Но этого оказалось недостаточно, чтобы исчезло овладевшее им чувство бессилия. Нужно было выйти отсюда, что-то искать, что-то понять. Вернуться хоть на какое-то время в мир, в реальность. Ведь иногда реальность может быть успокаивающей и даже внушающей доверие. Быстро одевшись, Джим вышел на улицу.
Стоял сильный туман, и улицы были пустынны. Он миновал Нотр-Дам и спустился к Сене. В неясном свете восхода река местами казалась красной и густой — будто вена, питающая город кровью. Горящие еще фонари в тумане выглядели множеством лун.
Проклятая боль в ноге снова заставила хромать. Неожиданно внимание Джима привлекла тень странной формы. Передвигалась она бесшумно, в необычном ритме. Любопытство заставило Джима забыть о боли в ноге и ускорить шаг.
Сначала ему показалось, что это полицейский на лошади. И действительно, это был человек на лошади, но не полицейский.
Что-то живое сидело у него на плече… Животное? Птица? Филин!
Чем ближе он подходил, тем сильнее становилось любопытство: и в лошади, и в самом всаднике было что-то уникальное, старинное. Удивительно — всадник в Париже, удивительно — едет вдоль Сены в этот час. Очень странно!
Он попытался настичь их.
Конь был вороной, сильный, огромный, с хвостом волнистым, черным как ночь. Двигался он невероятно легко, как бы пританцовывая, словно прислушивался к звукам пока еще невидимой скрипки. Джиму показалось, что он слышит эту скрипку. У всадника были широкие плечи, прямая спина и гордая посадка. Он, казалось, повторял каждое движение лошади, в совершенстве сливаясь с ней. Филин, в свою очередь, время от времени взмахивал крыльями. Все втроем они представляли единое целое, двигаясь бесшумно, синхронно, в полной гармонии, почти не касаясь земли.