Мефодий Буслаев. Лед и пламя Тартара - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Емец cтр.№ 60

– Лигул недоволен. Что-то идет не по плану, – продолжал Арей.

– Откуда вы знаете? – спросил Меф.

– Знаю, – мечник веско ткнул коротким пальцем в лоб. – Просто знаю и все.

– Что может идти не по плану? Он выпустил стражей из Нижнего Тартара, чтобы нас прикончили. У Даф отнята магия. У вас – эйдосы. Правда, хм... организацией-антиподом, – осторожно уточнил Меф.

«Собака ехидная!» – подумала о нем Ирка. Она давно уже не идеализировала Мефа, но глобально это ничего не меняло.

Арей покачал головой.

– Долго. Слишком долго. Лигул теряет динамику, – сказал он.

– Как это теряет динамику?

– Запомни, синьор помидор! Явно противозаконные дела всегда делаются быстро, резко. Одной мгновенной атакой с захватом всех позиций противника. Если атака захлебывается и переходит в затяжную возню, в борьбу в партере – динамика утрачена. Дело начинает приобретать слишком большой резонанс. Привлекать внимание... короче, Лигулу этого не нужно.

– Почему? Какая разница – додавит он нас сейчас или через неделю? Разве стражи из Нижнего Тартара куда-то опаздывают? У них что, дети дома плачут? – спросил Мефодий.

Арей машинально провел пальцем по спиралям опустевшего дарха. По его лицу, начиная от скул, скользнула желтая тень.

– Хочешь сказать: разницы нет? Мрак сражается против мрака с привлечением сил света! Валькирии, хранителя, светлого стража!Вслушайся в звучание этих слов, и тебе станет жутко, – сказал он.

Ирка едва сдержала улыбку. Лично ей не было жутко. Мефу, насколько она видела, тоже.

– Бонзы мрака недовольны. В конце концов это я, защищаясь от мрака, первым поднял с земли щит света, – сказал Арей.

Ирка с Дафной переглянулись.

– Меня никто особо не поднимал. Я пришла сама, – с обидой проговорила Ирка.

– Я тоже, – сказала Даф.

Барон мрака не обратил на их слова внимания.

– Но я-то ладно. У меня и прежде была неважная репутация, которая опиралась лишь на меч. Так что подмочить такую репутацию невозможно. Другое дело, что и Лигулом бонзы недовольны. Свару-то затеял он. Подсидеть наследника мрака, расправиться с врагом, пленить светлую – это все прекрасно, объяснимо, но цена, цена!!! Какой пинок по общей репутации мрака! Даже жалкие комиссионеры, вроде нашего Тухломона, досадливо шмыгают носами. Они любят определенность, твердую руку, а не эту возню, – продолжал он.

– И какой вывод? – спросил Эссиорх.

В нем вновь проснулся нетерпеливый мотоциклист.

– Такой, – сказал Арей со стерильной вежливостью. – Думаю, лично Лигул вмешиваться не будет. У него теперь рыльце не то что в пуху – в свиной щетине. Наша главная проблема – беглецы из Тартара. Если мы найдем способ их уничтожить – об остальном можно не заботиться.

– Звучит бравурно. Особенно, если учесть, что вы без эйдосов, я лишена дара, а наши враги бессмертны и неуязвимы, – не выдержала Дафна.

Арей еще раз взглянул на свой дарх и почти насильно заставил себя оторвать руку. Он вел себя как изголодавшийся в блокадном городе человек, который даже в мирное время, засыпая, на всякий случай зажимает в ладони сухарь. Дафна была поражена привязанностью, которую этот сильный страж – возможно, самый сильный из стражей мрака – испытывал к своему дарху, пусть даже лишенному эйдосов. Хотя, с другой стороны, разве ей не были так же важны ее крылья?

– Ты торопишься с выводами, светлая. Бессмертны – возможно. Наше оружие им не опасно, не считая огня Эссиорха и копья валькирии, которые могут причинить лишь временный урон. Но вот неуязвимы ли? – сказал Арей.

– Вы о чем? – жадно спросил Меф.

– Все о том же, синьор помидор, все о том же... – Арей еще раз взглянул на свой дарх.

Его брови, навеки опаленные жаром и льдами Тартара, изогнулись в презрении ко всему в этом мире. В том числе к себе. Презрение стража – меч с бритвами на рукояти. Нанося раны другим, оно точно так же ранит и руку того, кто им сражается.

Люди постоянно тщатся сочетать небо и ад. Они считают, что на самом деле нет неизбежного выбора и, если хватит ума, терпения, а главное – времени, можно как-то совместить и то, и это, приладить их друг к другу, развить или истончить зло в добре, ничего не отбрасывая. Мне кажется, что это тяжкая ошибка. Пути нашего мира – не радиусы, по которым, рано или поздно, доберешься до центра. Что ни час, нас поджидает развилка, и приходится делать выбор. Я не считаю, что всякий, выбравший неверно, погибнет, он спасется, но лишь в том случае, если снова выйдет (или будет выведен) на правильный путь. Если сумма неверна, мы исправим ее, если вернемся вспять, найдем ошибку, подсчитаем снова, и не исправим, если просто будем считать дальше. Зло можно исправить, но нельзя переводить в добро. Время его не врачует. Мы должны сказать «да» или «нет», третьего не дано.

Клайв Льюис

Пауза затягивалась. Аня и Эдя Хаврон разглядывали Мошкина и Чимоданова. Те в свою очередь изучали их. Ната шныряла за спинами учеников мрака в самых растрепанных чувствах. Ей не удавалось установить власть над гостями, что ее жутко бесило.

«Ничего... посмотришь ты на меня! Не знаю, что я с тобой сделаю, но ты запомнишь это надолго!» – мстительно думала она, косясь на Эдю.

Однако Эдя избегал ее взгляда. Более того, подчиняясь инстинкту, который выработался у него со времен общения с Трехдюймовочкой и полуночными ведьмами, он пошарил по карманам и надел темные очки. Это сделало Нату бессильной. Без прямого контакта с глазами ее магия не действовала.

Магия вообще штука капризная. Стоит появиться минимальному ограничению, и она моментально перестает работать.

«И о чем с ними говорить? Как им объяснить, зачем мы сюда пришли, если я сам этого не знаю?» – подумал Эдя, разглядывая меч в руках у высокого подростка и боевой топор у его приятеля.

– Играем в мушкетеров? – спросил Эдя навскидку.

Мошкин вежливо улыбнулся. Мушкетеры как род войск были созданы, чтобы стрелять из мушкетов. Шпаги – больше для шашлыков и для гвардейцев кардинала в понимании Дюма. Опять же – перепутать меч и шпагу может только тот, чей интеллект залегает ниже паркета.

– Два пьяных ежика в лесу пилили крокодилом колбасу, – вдруг произнес Чимоданов.

Это произошло неожиданно для него самого, поскольку Петруччо особо не стремился это озвучивать. Он вечно выдумывал дурацкие стишки, причем в самое неподходящее время.

– А почему не убили ломиком? – спросил острый на язык Эдя.