Но все же Ирка ощутила, что Двуликий Аа
смущен. Руна больно обожгла ей колено. Должно быть, собеседник упорно пытался
пробиться в ее сознание.
– Зачем она это сделала? Зачем
подписала? – спросила Ирка с тоской.
Она с трудом верила, что ее предшественница
могла быть до такой степени неосторожной.
– Ей нужна была от меня услуга, – охотно
пояснил Двуликий Аа.
– Какая услуга?
– Неважно. Моя часть договора выполнена.
Теперь я хочу получить плату!
Голос Двуликого Аа прозвучал жестко. Ирка
поняла, что правды она не услышит.
– Через три дня я приду за шлемом и за всем,
что указано в договоре, – продолжал Двуликий Аа.
Ирка даже на воду не стала смотреть.
Разумеется, придет.
– А со мной что будет? – спросила она.
Двуликий хихикнул.
– Да ничего. Валькирия-одиночка перестанет
существовать. Ты же вернешься на коляску, – сообщил он.
– На коляску? – спросила Ирка.
Голос ее прозвучал сдавленно. Воспоминания о
прошлом разом вернулись и хлестнули ее по глазам открытой ладонью. Она ослепла
от боли и тоски.
– А куда еще? Ведь ноги ты утратишь вместе со
шлемом. Ведь они, будем откровенны, не совсем твои. Да, тебя подштопали магией,
но магия уйдет, когда я заберу шлем. И не надо меня ненавидеть! Не я ставил
подпись под соглашением. Я всего лишь требую, чтобы со мной расплатились.
Ирка молчала. Ей казалось, что в сердце у нее
все замерзло. Мороз, от которого трескаются кости и глаза становятся
стеклянными – и тут же рядом всепожирающее пламя. Типичный пейзаж Нижнего
Тартара. Всего три дня и – коляска. Пауза тянулась бесконечно долго. Слышно
было, как снаружи в стекло бьется мотылек. Чего он хотел, о чем мечтал? Попасть
в лампу и сгореть?
Двуликий Аа внимательно наблюдал за Иркой.
– Откровенно говоря (но это, разумеется,
сугубо между нами), шлем валькирии мне не особо и нужен. Да, конечно, я могу
выгодно перепродать его, ну да что из того? Мы, древние, несправедливо забытые
боги, не служим свету и не служим мраку. Мы играем на своей собственной стороне, –
сказал он каким-то особым, подсказывающим лазейку голосом.
– Вы хотите сказать, что могли бы оставить
шлем мне? – не поверила Ирка.
– Почему бы и нет? Людей всегда отличала от
животных способность договориться, а уж богов-то и подавно! – охотно
закивал Двуликий Аа.
Ирка недоверчиво взглянула на шар. Вода не
рябила. Однако, несмотря на это, валькирия-одиночка не поверила Двуликому.
Возможно, цена, которую он предложит, окажется слишком высока.
– Новая сделка? – спросила Ирка.
– Почему бы и нет? Сделки – это моя
специальность. Шлем в обмен, скажем, на... – Двуликий запнулся, но скорее
из кокетства. Он явно знал, что именно хочет попросить. – В обмен на дарх
Арея!
– На дарх Арея? Зачем он вам? – удивилась
Ирка.
Двуликий сделал рукой нетерпеливое движение.
Сброшенная личина толстяка, висевшая в воздухе у него над головой, конвульсивно
повторила тот же жест. Она уже истаивала, размывалась и была едва видна.
– Какая тебе разница: зачем? Сделка есть
сделка. Когда ты покупаешь в магазине ножик, тебя же не спрашивают, что ты им
будешь резать: колбасу или соседей?
– Не спрашивают, – согласилась Ирка.
– Вот и дарх Арея мне нужен, потому что нужен.
И потом, разве Арей не враг света?
– Враг, – хмуро признала Ирка.
– Вот и прекрасно! Я даю тебе возможность не
только сохранить шлем, но и выслужиться перед светом. Решай, валькирия! По
секрету могу сказать, что дарх может достаться тебе почти даром. У Арея крупные
неприятности. У него и у всех его приятелей. Поэтому, если в руки тебе попутно
свалятся бронзовые крылышки светлой, не упускай их. Я дам хорошую цену. Спрос
на такие сувениры всегда стабильный. Главное, знать, что, где и кому
предложить.
Ирка подумала, что с этим у него проблем не
возникнет. Двуликий явно знал, где и кому.
– Если все так просто, почему бы вам не пойти
и не взять у Арея дарх самому? – не без язвительности поинтересовалась
Ирка.
Двуликий нетерпеливо мотнул головой.
– Если бы я мог сделать это сам, я не
предлагал бы тебе сделку. Так что, по рукам, валькирия? Клянешься? Согласен
даже без подписи. Уж я-то знаю, кому можно верить.
Двуликий стащил с руки перчатку и протянул
Ирке ладонь. Ладонь у него была удивительно гладкой, без единой линии. Ирка
задержала на ней взгляд. Предупреждение Мамзелькиной свежим утопленником
всплыло у нее в памяти.
– Руку жать не буду. Клясться тоже не
буду, – отказала она.
– Как не будешь? КЛЯНИСЬ! – страшно
возвысил голос Двуликий.
Его глаза полыхнули из-под маски – яростно,
требовательно, нетерпеливо. Настойчивая ладонь тянулась к Ирке. Казалось, только
распахнешь на миг пальцы и – все, рукопожатия уже не разорвать. Никогда.
– Клясться не буду. Но я подумаю, –
сказала Ирка, опуская глаза, чтобы не ощущать назойливого давления бога
торговцев и ростовщиков.
– Ты подумаешь? Да кто ты такая, чтобы думать?
Жалкая калека, которой волею судьбы достались доспехи валькирии! КЛЯНИСЬ!
– Нет. Никаких клятвенных сделок с
разжалованным божком лжецов я заключать не буду, – сказала Ирка с вызовом.
Робость и деликатность – эти два бича действительно великодушных сердец, когда
им приходится общаться с хамами, – отступили. Бывают моменты, когда
церемонии невозможны.
– ЧТО? – взвился Двуликий. – Ты
играешь со смертью! Я отберу у тебя шлем прямо сейчас!
Мгновение – и жезл в его ладони превратился в
изогнутый клинок со множеством зазубрин. У Ирки закружилась голова. Зазубрины
сквозили нездешней силой. Ирка внезапно поняла, что дает клинку Двуликого силу.
Жертвенная кровь. Много жертвенной крови.
Что ж! Пусть победит тот, кто достоин. Поздно
бояться. В серьезном бою, когда некуда отступать, трусы всегда умирают первыми.
Копье скользнуло в ладонь к Ирке. Его наконечник был нацелен точно в горло
Двуликому, под отлитый подбородок маски.
– Начинайте! – сказала Ирка тихо. –
Ваш выход, господин актер!
Двуликий Аа неожиданно притих. Изогнутый
клинок улетучился из его пальчиков в неизвестном направлении. Похоже, бог
ростовщиков привык решать дело силой, только воздействуя на слабые и податливые
души. Он был ловкий торговец, а не воин. Осторожно, точно кошка к горячей
рыбине, он протянул руку к лежащему на столике шлему, но тотчас отдернул. Ирке
поняла, что шлем обжег ему пальцы. Его края раскалились и полыхали жаром.