Десятая симфония - читать онлайн книгу. Автор: Йозеф Гелинек cтр.№ 63

Бетховен снова был влюблен.

Даже сам композитор не сумел бы ответить на вопрос одного из друзей, пользовавшихся его доверием, со сколькими женщинами, плененными его замечательным талантом, он вступал в любовные отношения со времени своего триумфального приезда в Вену в 1792 году. Несомненно, чаще всего он влюблялся в своих учениц, среди которых выделялась юная итальянская графиня Джульетта Гвиччарди. Бетховен полюбил ее, когда ей было всего шестнадцать, а он был в два раза старше. Для композитора эти отношения так много значили, что он посвятил возлюбленной, наверное, самую известную из своих сонат — «Лунную». Бетховен писал своему другу доктору Вегелеру:

… Вы не можете себе представить, как грустно и одиноко я жил последние годы. Чтобы скрыть глухоту, я был вынужден все больше удаляться от светской жизни и делать вид, будто я мизантроп. Огромные перемены в моей жизни произошли из-за одной очаровательной, прелестной девушки, которая любит меня и которую люблю я. В первый раз после двух ужасных лет я чувствую, что мог бы быть счастлив в браке.

В данный момент Бетховен чувствовал, что Беатрис де Касас могла бы стать его спасительницей, какой была в его жизни юная графиня Гвиччарди.

— «Почему ты не женился ни на одной из женщин, с которыми, как известно всей Вене, у тебя была связь?» — в упор спросила Беатрис однажды вечером, когда помогала переписывать начисто последнюю из семи частей, составлявших его последнюю симфонию.

Бетховен молчал почти весь вечер, обдумывая мельчайшие подробности инструментовки произведения. Только прочтя вопрос своей возлюбленной, он очнулся от глубокой задумчивости.

— Не разговаривай, когда переписываешь музыку, — сказал маэстро, пытаясь закрыть тетрадку для частных разговоров, с помощью которой они общались дома. — А не то ошибешься, и придется переписывать всю страницу.

— «Раз я уже неделю не получаю никакой платы за работу переписчицы, — ответила она, не давая тетрадь, — ты бы мог, по крайней мере, быть более общительным».

Бетховен провел рукой по своей внушительной шевелюре, которая теперь выглядела чистой и более аккуратной — ради того, чтобы нравиться Беатрис.

— Я выплачу тебе пеню, как только договорюсь с моим издателем об очередных квартетах.

Беатрис снова написала:

— «Почему ты не женился?»

— Почему я не женился? Возможно, потому что не встретил женщину, которая давала бы мне то, что даешь ты. Должно быть, в тебе есть цыганская кровь.

— «Я не цыганка, — возразила она. — Мой отец родом с севера страны, из города, который называется Бильбао, хотя мы называем его „Эль Ботхо“, что значит „нора“».

— Это подземный город?

— «Нет, просто он окружен горами. А почему тебя называют „черным испанцем“? В тебе есть испанская кровь?»

— Если хочешь узнать, иди сюда, — сказал Бетховен, похлопывая себя по ляжкам, в голосе его послышались сладострастные нотки. Беатрис осталась сидеть на стуле, словно не доверяя ему.

Композитора развеселила недоверчивость девушки:

— Чего ты боишься?

— «Ничего, просто всему свое время. Сейчас мы разговариваем. И ты не ответил мне на вопрос, который я задала тебе раньше: почему ты не женился?»

Беатрис даже не нужно было снова писать этот вопрос, Бетховен прекрасно понимал, что она настаивает и в этот раз добьется своего.

Композитор с полминуты молчал под пристальным взглядом Беатрис. Он не отказывался ответить, а просто подбирал слова, чтобы не ранить чувства этой женщины. Потом произнес:

— Музыка для меня на первом месте.

Фраза показалась Беатрис возмутительной:

— «Это просто глупость».

— Я так и знал, не надо было нам об этом разговаривать. Ну, давай заканчивай переписывать оставшиеся такты.

— «Нет, хочу, чтобы ты мне объяснил, что это значит: „Музыка для меня на первом месте“. Разве Бах не был женат, разве у него не было двадцати детей?»

— Да, но…

— «А Моцарт? А Гайдн? Все были женаты, никому не приходило в голову отказываться от брака, потому что для них „музыка на первом месте“».

Бетховен хотел ответить, но не нашел слов.

— «Неужели все женщины, встречавшиеся на твоем пути, были мегерами, любили лишь себя и хотели только, чтобы ты жадно внимал каждому их слову все двадцать четыре часа в сутки?»

— Нет, в последнее время скорее я оказывался виновником разрыва всех любовных связей, в которые был втянут.

— «Но почему?»

— Я не верю в брак. Или, если хочешь, могу сказать иначе: я верю в любовь, но не верю в совместное существование.

— «Как ты можешь говорить, что не веришь в то, чего даже не пробовал?»

— Когда я был маленьким, моя мать не раз повторяла своим подругам: «Хотите добрый совет: не выходите замуж, и жизнь ваша будет тихой, красивой и приятной». А иногда добавляла: «Что такое брак? Немного радости, а потом целая череда печалей». Моя мать была мудрой женщиной.

— «Но, судя по тому, что ты рассказывал, она была замужем за пьяницей».

— Это правда. Но почему мы говорим о браке? Разве ты хочешь, чтобы я просил у твоего отца твоей руки?

В этот момент раздались удары в дверь квартиры, которую Бетховен снимал на Шварцшпаниерштрассе, или улице Черных испанцев, названной так потому, что до недавнего времени здесь находилась епископская кафедра монастыря доминиканцев. Несмотря на то что в дверь стучали весьма энергично, Бетховен ничего не услышал. В последние годы жизни он почти оглох. О том, что кто-то к ним идет, ему сообщила юная возлюбленная.

Открыв дверь, Бетховен оказался лицом к лицу с отцом Беатрис, который явно был не в духе.

— Герр Бетховен, я знаю, что моя дочь Беатрис здесь, и пришел за ней.

Бетховен показал ему знаками, что не слышит его слов.

— Тогда отойдите, — сказал дон Леандро. Он резко отодвинул композитора с дороги и вошел в квартиру.

Жилище Бетховена состояло из шести комнат: трех для прислуги — кухни, спальни служанок и комнаты для стирки и глажки — и трех для него самого, все они предназначались для музыки, включая его собственную спальню, где разместилось два фортепьяно, поскольку это было самое большое помещение.

Дон Леандро, осматривая комнаты хозяина, не скрывал недовольства царившим повсюду беспорядком:

— Да это же свинарник! Как у вас хватило совести заставить мою дочь работать в таких условиях?

Отец Беатрис дошел до комнат прислуги и увидел там только служанку, согнувшуюся над лоханью с бельем, поэтому решил прекратить поиски. Он направился к Бетховену, уставив на него указательный палец, который, казалось, вот-вот выстрелит, и сказал:

— Бетховен, до сих пор я восхищался вами как композитором. Сейчас, должен сказать, даже ваша музыка кажется мне жалкой и презренной!