— Нужно поблагодарить моих родителей за то, что у меня такой нос, — отвечает Клара. — Расскажи мне о своем Фокуснике. Прогресс есть?
Мистраль сообщает ей о предстоящей встрече с психиатром и о слабой надежде, появившейся у них, после того как в лаборатории провели экспертизу одежды мальчика. Под конец он замечает:
— Этого очень мало, это мизер. Все равно как если закидываешь тростниковую удочку с леской и крючком для ловли пескарей и надеешься поймать на нее огромную щуку. И нельзя, чтобы она сорвалась, нельзя ждать, пока появится прочный сачок.
18
Сегодня утром движение возле Северного вокзала просто жуткое. И дождь только усугубляет положение. Люсьен Кармасоль, шофер парижского такси, родом из департамента Авейрон, невозмутим. Он приехал забрать клиента, прибывшего из Брюсселя на поезде компании «Талис». Он уже несколько месяцев возит этого бельгийского бизнесмена: приезжая в Париж, тот ангажирует Кармасоля на весь день. Это вполне устраивает таксиста: он отнюдь не рвется весь день рыскать по городу, разыскивая себе клиентов. Он не обязан ни перед кем отчитываться, только перед самим собой, и этого ему уже более чем достаточно. Кармасоль занимается этим ремеслом вот уже около шести лет. Он тридцать лет проработал чиновником, после чего купил себе машину и лицензию таксиста: он не представлял себе однообразного бытия на пенсии в домике в Авейроне. Он обожает свою малую родину и порой проводит там два-три месяца кряду, но жить ему хочется в Париже. Может, позже… Он только что заметил, как чья-то машина уезжает с парковки, и приготовился занять ее место. Он приехал на полчаса раньше. Выйдя из машины, он поднимает воротник вельветовой куртки и поспешно ныряет в большой вестибюль вокзала, недавно отремонтированный. Ему хочется кофе.
Лекюийе начинает свой рабочий день с визита к старику, проживающему возле Северного вокзала. У него засорился сток в душевой. У Лекюийе на такие случаи есть отличное средство. Он использует мощный реактив, успешно растворяющий любую грязь. Потом меняет прокладки в смесителе над раковиной. Старик ни на шаг не отстает от него. Он сам очень грязный и воздух отнюдь не озонирует. Лекюийе и на это не обращает внимания. Выйдя из дома, он замечает, что его машина зажата грузовиками. Раздраженные люди безостановочно сигналят. Лекюийе убирает свое оборудование в кузов фургончика. Взгляд его падает на рулон клеенки, задействованной им непосредственно во время убийства мальчика. Вспоминается урок, усвоенный в тюрьме: «Не оставляй следов, по которым тебя можно будет обнаружить».
После нескольких секунд размышления он забирает клеенку и закрывает машину. И вспоминает, что видел на соседней улице огромный контейнер. Рабочие, проводящие ремонт соседнего здания, сваливают туда строительный мусор. Вот и он, проходя мимо, избавляется от клеенки. Следующий клиент ждет его через час. Ему явно не хочется провести это время в машине. Его почему-то тянет на вокзал. Он входит в большой вестибюль и вспоминает разговор двух заключенных, подслушанный в тюрьме. Их привлекали подростки: они не убивали их, а просто разыскивали беспризорных, приводили к себе домой и вступали с ними в сексуальные отношения в обмен на еду и ночлег. Парни попались и получили по сроку. «Стеклорезов», как таких типов называют на своем жаргоне заключенные, в тюрьме не любят. Лекюийе приносил им кое-чего с кухни и слушал их разговоры. Именно от них он узнал, что потерявшиеся и беглые дети обычно околачиваются на вокзалах, и с годами средний возраст таких беспризорников снижается. Сейчас ему вспомнился этот разговор, и он понял, почему оказался на вокзале. Больше из любопытства, чем ради охоты. Потребности начать ее он еще не испытывает.
Тем не менее Лекюийе внимательно смотрит по сторонам, словно дело касается обнаружения потенциальной добычи. Пару раз медленным шагом прогулявшись по перронам, где люди ждут свои поезда, он замечает трех мальчиков лет двенадцати-тринадцати, сидящих на скамейке. Их явно интересует багаж пассажиров. Лекюийе на некоторое время задерживается, чтобы понаблюдать их в деле. Через какое-то время они, видимо, отказываются от намерения украсть приглянувшуюся им сумку — скорее всего из-за нехватки смелости — и расходятся. Правда, один мальчик остается на скамейке: судя по всему, он не знает, что ему делать дальше. Лекюийе, избегая резких движений, отделяется от колонны, возле которой стоял, и молча, крадучись подходит к скамейке. Рядом с мальчиком есть свободное место. Он, словно боясь спугнуть его, присаживается, не вынимая рук из карманов куртки. Демоны, надрываясь, приказывают ему уходить. Игнорируя их предостережения, он нащупывает в кармане монету и некоторое время вращает ее меж пальцев, прежде чем вынуть.
Кармасоль допивает кофе, ложкой соскребает со дна остатки сахара и подносит их ко рту, смакуя. Потом смотрит на вокзальные часы. Поезд из Брюсселя прибывает минут через десять. Он складывает газету, сует ее в карман куртки и убирает в футляр очки. Неторопливо отправляется на перрон. Кармасоль — довольно крупный мужчина, у него коротко стриженные седые волосы, морщинистое лицо и голубые глаза. И небольшая щель между верхними резцами. Говорят, что это к счастью. На нем серый вельветовый костюм с жилетом, руками он держится за отвороты куртки. На ярмарке в Лагиоль он смотрелся бы как оптовик, покупающий скот: уж очень много у него сходства с авейронскими фермерами. Всю жизнь он гордился тем, что не отрекся от своих корней.
— Я родился в семье овцеводов, таким и остался, — объясняет он в компании, не скрывая своего грубоватого акцента.
Ожидая своего клиента, он машинально посматривает по сторонам. Взгляд его голубых глаз блуждает по людям и предметам с какой-то особой пристальностью. Когда на протяжении тридцати лет смотришь, наблюдаешь, ищешь, разглядываешь, высматриваешь, следишь, волей-неволей развиваешь в себе незаурядную зоркость. Тридцать лет в уголовной полиции! Кармасоль часто вспоминает об этом времени. Он дослужился до старшего инспектора. Сейчас это соответствует званию майора. Тридцать лет в Парижской уголовной полиции! Начало службы пришлось на середину шестидесятых, а завершение — на середину девяностых. Он любит Париж, любит свою свободу и водит такси, чтобы работать на улицах города. Время от времени он отправляется куда-нибудь пообедать со своими старыми приятелями.
Фокусник достает монетку и начинает вертеть ее в пальцах. Сам он при этом сидит неподвижно, локоть покоится на бедре. Он вытворяет столь невероятные движения, что кажется, будто пальцы живут собственной жизнью и не подчиняются хозяину руки. Монетка тоже выглядит абсолютно автономной. Создается впечатление, что пальцы и монетка вместе разыгрывают свою партию. Фокусник не смотрит на свою руку. Он медленно блуждает взглядом по толпе. Мальчик, сидящий слева от него, наблюдает за рукой Фокусника с вытаращенными глазами. Ему хочется схватить монетку, чтобы узнать, живая она или нет.
— Ух ты! Как ты это делаешь?
Фокусник не отвечает, он спокойно продолжает демонстрировать свою ловкость, по-прежнему глядя по сторонам. Он слышал магическую фразу, и это переполняет его гордостью. «ПО-ПАЛ-СЯ», — говорит он про себя по слогам. Его рука еще раз ныряет в карман куртки и вместо монеты извлекает оттуда три кубика игральных костей. Он заставляет свои пальцы и эти кости вытанцовывать адскую сарабанду. Глаза мальчика становятся круглыми как блюдца. Фокусник оглядывается, едва повернув голову и стараясь не совершать лишних движений.