Его гипнотизирует это око посреди двери его квартиры. Он испытывает такие же ощущения, как в камере. Тепло поднимается по спине к затылку, пристальный взгляд наблюдателя обжигает его, он теряет равновесие и откидывается на деревянную спинку своего кресла. Боль в боку частично выводит его из состояния помешательства. Он прислоняет ухо к двери и ничего не слышит. Тогда он включает свет, пошатываясь, отправляется к комоду и начинает в нем рыться. Находит там рулон коричневой клейкой бумаги. В него мать заворачивала коробки шоколадных конфет, предназначенных стать рождественскими подарками. Лекюийе возвращается к двери и заклеивает глазок этой бумагой в пять или шесть слоев. Довольный проделанной работой, он отправляется на кухню выпить воды из-под крана, а также ополоснуть лицо и шею.
Вернувшись в столовую, он видит перед собой коллекцию, раскрытую на странице, в начале которой печатными заглавными буквами написано: «ГИЙОМ». Взяв тетрадь, идет с ней в свою комнату и залезает в палатку. Он совершенно обессилен, но тяжести не чувствует. Фокусник начинает осторожно листать свой альбом, касаясь страниц справа лишь кончиками пальцев. Незначительные шероховатости мгновенно возвращают его на места всех преступлений, сколь бы давно они ни были совершены им.
17
Утро воскресенья. Мистраль внимательно читает статьи в газетах, корреспондентам которых давал интервью. Его вполне удовлетворяют его высказывания, и теперь он решает полностью посвятить себя занятиям с Кларой и детьми. Однако ему не удается отрешиться от Фокусника дольше чем на сутки.
Лекюийе спускается за газетами. И то, что он читает в них, приводит его в ярость. Он сидит на своем привычном месте в баре и изо всех сил пытается держать себя в руках. Разумеется, трое завсегдатаев уже здесь и весьма активно комментируют статью.
— Флик прав, этот тип — ничтожество, — категорически провозглашает мужчина с очками на шнурке.
Он доволен тем, что первым высказал такое мнение.
Остальные двое выступают в том же ключе, и все соглашаются с тем, что жалок убийца или нет, а кастрировать его все-таки надо.
Лекюийе ничего другого не остается, как только забраться в машину и дать волю ярости. В каждой газете по меньшей мере целая страница посвящена Фокуснику. А вот и фотография здания на набережной Орфевр. Он уже не может сдерживать себя. Ярость вырывается через горло в виде протяжных безумных криков. Он бьет кулаком по рулю. И лишь боль заставляет его остановиться. Демоны говорят с ним особенно ласково. «Успокойся, — просят они. — Дай нам подумать. Не тревожься: ведь в газетах и по радио описан не ты — ты гораздо умнее и могущественнее, чем кажется этому дураку флику. Мы найдем как им ответить».
Воскресенье у Лекюийе проходит отвратительно, и это ощущение лишь немного компенсируется тем, что часть ночи он проводит в палатке со своей коллекцией. Он вылезает оттуда явно встревоженный. Облизывает пересохшие, растрескавшиеся губы и произносит бесцветным голосом:
— Этот флик совершенно ничего не понимает. Я не такой, каким он меня представляет. Будь я невзрачным и заурядным, то не внушал бы им такой ужас. А я знаю: они дрожат от страха. Все.
Демоны оглушительно аплодируют. Он ложится на постель, принимает позу зародыша, зажимает руки между коленями и мгновенно засыпает.
Через час кошмарные сны овладевают им и засасывают в свою черную воронку.
Утром в понедельник Мистраль звонит своей коллеге из бригады по делам несовершеннолетних. Эта служба базируется на правом берегу Сены, занимая солидное здание на набережной Жевр. Из окон, выходящих на реку, открывается восхитительный вид, однако полицейские, работающие в этом здании, не обращают никакого внимания на подобные вещи. После традиционного утреннего обмена любезностями и краткого обсуждения хода расследования Мистраль переходит к самому главному. Он хочет знать, сотрудничает ли бригада по делам несовершеннолетних с психиатрами и может ли Эвелин Жирар порекомендовать кого-нибудь из них. Как и следовало ожидать, такая работа осуществляется одновременно с детскими психиатрами и с теми, кто занимается психическими отклонениями у взрослых. При этом вниманию комиссара рекомендуют трех особо успешных экспертов.
— Гослен — величина и очень востребован; еще Вийар и Тревно, они тоже очень хорошие специалисты и стоят друг друга. Мы работаем с тем, кто на данный момент свободен. Все они занимаются криминалистической экспертизой.
Затем Мистраль какое-то время совещается с группами, разрабатывающими различные гипотезы, предполагающие выход на Фокусника. Он также беседует по мобильному с Дюмоном, и тот сообщает ему о продвижении расследования по делу Детьен. Мистраль распоряжается поставить у себя в кабинете две большие доски на штативах. На одной он синим фломастером пишет «ФОКУСНИК», на другой — «ДЕТЬЕН». Под каждым заголовком — пройденные этапы расследования, текущие и предполагаемые. Мистраль сидит в кресле, положив ноги на стол, с чашкой кофе в руках. Его внимание занято фразой, обведенной красным цветом. Он сам только что написал ее, сопроводив вопросительным знаком: «Что уносит с собой Фокусник с места преступления?» Он затрудняется с поиском ответа, и это его злит. Тогда он берет блокнот с именами трех психиатров, полученными от начальника бригады по делам несовершеннолетних. Он начинает с Гослена, но не продвигается дальше автоответчика. Мистраль вешает трубку, не оставляя сообщения. Потом Вийар — то же самое. И наконец, Тревно — снова автоответчик. Сообщений он нигде не оставляет.
Фокусник погрузился в череду повседневных дел, заполненную покупкой и просмотром газет, кофе, новостями и прослушиванием разглагольствований горлопанов у стойки бара, ну и, конечно, работой, выполняемой им расторопно и без лишних слов. В интервале между двумя заказами он скрывается в своем мини-вэне, где только и может перевести дух, почувствовать себя защищенным, в стороне от чужих взглядов. Он с жадностью слушает новости — все, что говорят о Фокуснике. Характер комментариев поменялся: теперь выступают эксперты, врачи, дети, представители организаций по защите детей, пространно высказывающиеся по проблеме. Все это его весьма беспокоит. Ученые аналитики рассуждают об аспектах виктимологии — он даже слова такого не знал, — о поведении, о страхах и тому подобном. Он не понимает: неужели все то, что он слышит из радиоприемника, действительно касается его и они в самом деле обсуждают его поступки. Потом ловит себя на мысли, что ведь и сам он, Фокусник, мог бы тоже выступить, дать свою оценку происходящему. Все эти люди просто не знают, о чем говорят.
После обеда он оказывается в нескольких сотнях метрах от улицы д’Аврон, и не сразу понимает это. Но у него начинают бегать мурашки по спине, руки обмякают, в горле пересыхает, когда он осознает, что до места, где он видел того ребенка, всего несколько минут пути. Он в этот момент работает по вызову, пытается сосредоточиться и молчит. А выйдя на улицу, садится в машину и решительно двигается в сторону улицы д’Аврон, делая вид, что не слышит, как демоны велят ему возвращаться назад.