Мертвые возвращаются?.. - читать онлайн книгу. Автор: Тана Френч cтр.№ 127

— Ты поэтому сделал остальных совладельцами?

Дэниел одарил меня пронзительным взглядом, но я изобразила невинное любопытство, и спустя мгновение он уже вновь устремил глаза куда-то сквозь завесу плюща.

— Нет, вовсе не затем, чтобы окончательно перетянуть их на мою сторону, если ты это имеешь в виду, — произнес он. — Едва ли. Просто иначе мой план превращался в ничто. В принципе мне нужен был не дом как таковой — как бы я его ни любил, — нет. Он залог нашей уверенности в завтрашнем дне, наша тихая гавань. Будь я его единственным владельцем, суровая правда была бы такова: для всех остальных я стал бы хозяином, а значит, уверенности в завтрашнем дне у них было бы не больше, чем прежде. Они бы зависели от моих капризов, от моего настроения, жили бы в постоянном ожидании того дня, когда я решу уехать, жениться или продать дом. А так — он наша общая собственность, причем навсегда.

Дэниел поднял руку и отвел в сторону побеги плюша. В лучах заката каменные стены приобрел янтарный оттенок, мягкий и теплый. Стекла в окнах пылали, словно охваченные пламенем.

— Тогда идея показалась мне прекрасной, — продолжал Дэниел. — Потрясающе прекрасной. В день, когда мы въехали сюда, мы прочистили трубу, искупались в ледяной воде и развели в камине огонь. Мы сидели напротив очага, попивая холодное, плохо размешанное какао, и жевали бутерброды. Плита не работала, отопление не работаю, и на весь дом было лишь две лампочки. Джастин натянул на себя весь свой гардероб и беспрестанно ныл, что, мол, в конечном итоге мы все здесь подхватим пневмонию или наглотаемся плесени, либо то и другое вместе, и это сведет нас в могилу. Раф и Лекси дразнили его, утверждая, будто слышали, как на чердаке возятся крысы. Эбби же грозилась, что, если они не утихомирятся, подсыплет им снотворного. Я один за другим палил до углей тосты или просто ронял их в камин, и всех это почему-то жутко смешило. Мы хохотали так, что от смеха заболели животы. Таким счастливым я еще ни разу себя не чувствовал.

Его серые глаза оставались спокойны, зато в голосе прозвучала нота, похожая как звон тяжелого колокола, отчего у меня закололо в груди. Я распознала ее сразу, еще когда только-только приехала сюда: Дэниел несчастлив, — но именно тогда мне стало ясно: независимо от того, что случилось с Лекси, его сердце разбито. Ведь ради своей утопической идеи он поставил на карту все. И проиграл. И что бы ни говорили другие, какая-то часть моего существа до сих пор верит: в тот день под плющом я должна была догадаться, чем все закончится. Потому что события развивались на моих глазах по ясному и понятному сценарию, развивались стремительно и беспощадно, и кому, как не мне, было знать, как их остановить.

— И что было не так? — спросила я.

— Разумеется, сама идея оказалась с изъяном, — раздраженно ответил он. — Причем изначально, и здесь уже невозможно помочь. Ибо зиждилась она на двух из самых стойких мифов человечества: возможности постоянства и простоте человеческой натуры. Все прекрасно выглядит в литературе, однако стоит закрыть книгу, как оба превращаются в чистой воды утопию. В нашей истории следовало поставить точку в тот самый вечер, когда мы пили холодное какао, когда только-только вселились сюда: и стали они жить-поживать. Увы, реальная жизнь требовала от нас продолжения жизни.

Дэниел допил виски одним долгим глотком и поморщился.

— Фу, какая гадость. Надо было положить льда.

Я ничего не ответила. Дэниел налил себе очередную порцию, с легким отвращением посмотрел на стакан и поставил на скамью.

— Могу я задать тебе вопрос? — спросила я.

Дэниел кивнул.

— Ты только что говорил, что за все нужно платить. Чем тебе пришлось расплачиваться за дом? Ведь, похоже, ты получил именно то, что хотел, причем совершенно бесплатно.

Он приподнял бровь.

— Ты так считаешь? Ты прожила под его крышей несколько недель и должна представлять себе, какова на самом деле цена.

Представляла, еще как представляла, но мне хотелось услышать его собственное признание.

— Никакого прошлого, — произнесла я. — Для начала.

— Никакого прошлого, — повторил Дэниел почти машинально и спустя мгновение пожал плечами. — Таково было одно из условий, потому что мне хотелось, чтобы все началось с нуля, причем для каждого из нас. Но это самое легкое условие. Как ты, наверное, уже поняла, все мы имели за спиной такой жизненный опыт, какой никто из нас не хотел бы сохранить. Но основные трудности имели скорее практический характер, нежели психологический. Нужно было постараться сделать так, чтобы отец Рафа перестал звонить и орать на него; чтобы отец Джастина перестал упрекать сына в том, что тот-де вступил в секту, и больше не грозился вызвать полицию; чтобы мамаша Эбби перестала маячить перед библиотекой, наглотавшись чего-то, что она там принимает. Впрочем, это все мелочи жизни, чисто технические издержки, мы бы сами с ними разобрались, будь у нас время. Реальная же цена…

Дэниел задумчиво провел пальцем по краю стакана, наблюдая, как золотистая жидкость то становится ярче, то тускнеет, по мере того как через нее движется тень.

— Думаю, кое-кто назовет это стадией бесчувственного состояния, — наконец произнес он. — Хотя лично я назвал бы такое определение упрощенчеством. Брак и дети, например, были для нас исключены. Шансы найти человека со стороны, который сумел бы вписаться в наш тесный круг, в нашу, скажем прямо, весьма необычную компанию, даже если бы очень захотел, были практически нулевые. И хотя, не стану отрицать, между нами возникали элементы интимных отношений, однако, вздумай кто-то двое начать серьезный роман, это тотчас нарушило бы равновесие нашей жизни, нарушило окончательно и бесповоротно.

— Элементы интимных отношений? — переспросила я. Все-таки Лекси ждала ребенка. — Между кем конкретно?

— Ну, я бы не сказал, что были проблемы, — ответил Дэниел с легким раздражением. — Дело в другом — чтобы сделать этот старый особняк нашим общим домом, мы должны были отказаться от многих вещей, которые другие люди считают естественной целью жизни. Мы были вынуждены отказаться от многого из того, что отец Рафа назвал бы реальным миром.

То ли было виновато виски, то ли похмелье, то ли пустой желудок, но в моей голове, разбрасывая во все стороны фонтаны света, завертелись самые странные мысли. Почему-то вспомнились старинные истории: усталые путники, которые вдруг забредали в грозу в пиршественные залы, где, отведав вина и хлеба, забывали прежнюю жизнь. Вспомнился наш первый совместный вечер, когда все четверо смотрели на меня через уставленный угощениями стол, как мы поднимали бокалы, как вился плющ, какими прекрасными казались они мне, как в их глазах отражалось пламя свечей. Я помнила: за секунду до того, как мы с Дэниелом поцеловались, перед моим мысленным взором возникла вся наша пятерка, напоминавшая призраков, парящих над зеленью травы, а где-то в глубинах сознания прозвучала, возвещая тревогу, барабанная дробь.

— В принципе это не так зловеще, как может показаться, — поспешил добавить Дэниел, не иначе как заметив тень испуга на моем лице. — Независимо от того, что говорит нам рекламная кампания, нельзя иметь сразу все. Идти на жертвы отнюдь не наш личный выбор и не анахронизм. Это проза жизни. Мы все отсекаем себе конечности, чтобы сжечь их на каком-нибудь жертвенном алтаре. Дело в другом — как найти тот алтарь, который того стоил бы, и конечность, которой ты готов пожертвовать. Как добровольно принести себя в жертву.