Мефодий Буслаев. Билет на Лысую Гору - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Емец cтр.№ 19

– Здесь на портрете Матвею Багрову лет восемь. Когда он исчез, в смысле исчез окончательно – а он исчезал дважды! – ему было не больше четырнадцати. Между восьмью и четырнадцатью всего шесть лет – около двух тысяч дней! – но каких лет и каких дней!.. Мальчишка был очень энергичный. Рос с отцом. Мать убило молнией, когда ему было около года. Отец, гусарский полковник в отставке, забияка и самодур, сам воспитывал сына, и воспитывал очень круто. Поднимал в пять утра, и они четыре версты бежали по лесу к роднику. Чтобы получить завтрак, мальчишка должен был попасть из пистолета в монету, подвешенную на столбе на нитке. Каждый день монета поднималась немного выше. Рубились они настоящими саблями, только немного притупленными. Никакого учебного оружия. На лошадях скакали без седел. К семи годам мальчишка уже объезжал коней, самых норовистых. Говорят, даже степные жеребцы становились смирными, когда он заглядывал им в глаза. Охотился не только вместе с отцом, но наравне с отцом. Важное уточнение, заметь, особенно если вспомнить, сколько ему было тогда лет. От ружейной отдачи, говорят, у него все плечо было в синяках, а мальчишка все равно продолжал стрелять и попадать… Кроме этого, были еще иностранные языки, арифметика, география, древняя история, отечественная словесность и многое другое. Такое вот детство!.. В двенадцать лет Матвей Багров бежал из дома с цыганами. Кое-кто утверждал, что он украден, но, зная его характер, я уверен, что он сбежал сам.

– Отец не пытался его отыскать?

– Отца не было уже в живых. Он погиб, когда парню было одиннадцать. В лютый мороз бросился вытаскивать провалившуюся под лед крестьянскую клячонку, простудился и умер. Опекуном Матвея до совершеннолетия стал его родной дядя, но молодой Багров терпеть его не мог, хотя дядя вроде был человек добродушный. Во всяком случае, даже голоса на него не повышал. Вот еще одна загадка! – сказал Эссиорх.

Ирке, не отрывавшей взгляд от портрета, почудилось, что лицо подростка скривилось при упоминании о дяде.

«Нет. Просто игра света! Эссиорх же сказал, что портрет не может ожить…» – подумала она.

– Ты говорил: бегство с цыганами – это первое его исчезновение, – напомнила Ирка.

– Да, первое. Некоторое время спустя мальчишка оказывается на Лысой Горе. Точнее, рядом с Лысой Горой, ибо на Лысую Гору лопухоиду никогда не подняться. Ему – это важно! – двенадцать с половиной. Он одет в крестьянское платье. За плечами – мешок. В мешке сабля и пара пистолетов, сверху заваленные тряпьем, чтобы не бросались в глаза. К тому времени Матвей уже отстал от цыган и ведет бродячий образ жизни. Спит где придется, то в сарае, то в стоге сена, а зимой просится переночевать в теплую избу. Отличный охотник, он легко добывает дичь и либо меняет на еду, либо продает. Порой пастухи угощают его картошкой и хлебом. Лишь двух вещей он никогда не делает: не ворует и не просит милостыни. И то и другое ниже его достоинства. Ведь он в конце концов дворянин.

– Дядя его не искал? – удивилась Ирка.

Эссиорх улыбнулся.

– Возможно, искал, но скорее для проформы. Ведь в случае гибели или исчезновения мальчишки он получал имение. Да и кто смог бы узнать дворянского сына Матвея Багрова в крестьянском мальчугане, да еще далеко от родных мест? Ну мальчуган и мальчуган. Идет по дороге и идет. «Куда идешь?» – «Да вот к тетке в город. Отец с матерью померли, а тетка у барина в прислугах. Авось при ней прокормлюсь как-нибудь…» К тому же у Матвея был несомненный актерский талант. Он подражал крестьянской речи так, словно никогда не читал в подлиннике Гомера и не говорил на трех европейских языках. Порой, увлекаясь, он сочинял истории, более правдоподобные, чем сама правда. Правдивей правды, лживей лжи. Только по этому признаку их и можно было отличить.

«Правдивей правды, лживей лжи…» – чтобы запомнить, мысленно произнесла Ирка. Она вновь посмотрела на портрет. Выражение лица совсем не изменилось. А вот руки на эфесе… Разве они лежали так?

– Но ты прервала меня! Случайно оказавшись у Лысой Горы, о которой он ровным счетом ничего не знал, Багров решил заночевать. День уже заканчивался. Стояло лето, и замерзнуть он не боялся. Перед закатом он вышел к ручью, через который был переброшен ветхий, в пару бревен мостик. На противоположной стороне ручья была старая кладбищенская ограда, а на этой – шалаш. Долго не раздумывая, Матвей забрался в шалаш, сунул себе под голову мешок и уснул так, как может спать только человек, весь день проведший в пути. Среди ночи ему внезапно захотелось пить, да так сильно, что он проснулся. Это желание и спасло ему жизнь. Он увидел, что в шалаш просунулась и тянется к нему отвратительная зеленая рука. Матвей вырвал из мешка пистолет, взвел курок и выстрелил. Он не промахнулся – да и как он мог промахнуться! – только тому, кто пытался схватить его, пуля не причинила никакого вреда. Рука нашарила его ногу, сжала ее и потащила за собой. Матвей вцепился в мешок, нащупал рукоять сабли, выхватил ее, путаясь в лямках мешка, и коротким ударом сверху вниз отрубил руку по локоть. В темноте он услышал, как кто-то застонал, заскрежетал зубами и ушел.

– Хорошенькое приключение для двенадцатилетнего мальчишки! – сказала Ирка.

– Еще какое! Он хотел освободиться от отрубленной руки, но не тут-то было. Она не отпускала его голени, вцепляясь в нее все сильнее. Багрову пришлось разжимать пальцы саблей. Когда он это сделал и зажег огонь, то увидел, что рана на ноге глубокая. Точнее, пять ран – по числу ногтей на руке – и все кровоточат. Сунув за пояс второй пистолет (первый был разряжен) и, не выпуская из рук сабли, Матвей зашел в ручей и долго, очень долго стоял там. Прохладная вода промывала рану. Боль слабела. Все это время он слышал, как по берегу в зарослях кто-то ходит и кого-то ищет. Над оградой кладбища мелькали зеленоватые неверные огни. Кто-то окликал его по имени, звал, причем голоса были все время разные. Дяди, матери, отца, помещиков-соседей, знакомого кучера… Однако у Матвея хватило ума не подавать голос. Перед рассветом где-то далеко, в деревне, закричал петух, и все шорохи стихли. Только тогда он вышел из воды.

– Грамотно. Водная преграда! Мертвяки не могут перейти воду, кроме как по мосту. И не видят никого, кто стоит в воде. Исключение составляют только утопленники и русалки. И еще правильнее он сделал, что не откликнулся, когда его звали по имени. С мертвяками нельзя разговаривать, – сказала Ирка со знанием дела.

– Откуда ты знаешь? Разве ты училась защите от нежити? – удивился Эссиорх.

– Нет, конечно… Не училась! Кто-то сказал, – пожимая плечами, проговорила Ирка.