Ван Хель засмеялся в ответ и принялся расстёгивать пряжки ремней, перетягивавших сапоги.
— Я говорю серьёзно! — возмутился Шарль. — Что вызвало у тебя такой едкий смех? Что за ирония в твоём голосе?
— Ты представляешь, сколько мы будем добираться вдвоём до владений де Парси?
— Чуть дольше, чем ты ехал бы без моего общества.
— Толстяк, на хорошем коне я преодолею это расстояние в два дня.
— Зато со мной ты сможешь провести время в приятных беседах. Да и потом, когда ты подрядишься на службу к этому борову де Парси, тебе потребуется кто-нибудь, чтобы ты не подох там со скуки. Впрочем, я забыл, что у тебя будет чем занять себя вечерами. Ты же едешь за дамой своего сердца.
— Пожалуй, я поразмыслю над твоими словами. Может, ты и впрямь сгодишься для чего-нибудь…
Путники. Декабрь 1095 года
Посреди площади возвышался каменный столб, увенчанный железным распятием. К столбу был прикован цепями грузный мужчина, раздетый по пояс. Он висел лицом к столбу, а ноги его почти касались коленями каменной площадки, из которой этот столб торчал. Два рослых человека в длинных рубахах и толстых кожаных куртках мехом наружу лениво, но сильно хлестали прикованного розгами. Рядом приплясывали двое других: один стучал в барабан, другой играл на рожке. Наказуемый истошно кричал, а собравшаяся толпа, состоявшая в основном из женщин и детей, с интересом наблюдала за публичной поркой.
— Кого наказывают? Что он сделал?
— Делал хлеб из дешёвой муки, а выдавал его за первосортный.
— Жалкий пройдоха хотел выкачать из наших кошельков побольше серебра. Теперь уж ему вовек не забыть нашей благодарности.
Ван Хель прошёл мимо, не обратив на избиение никакого внимания. Он видел много казней на своём веку, его мало интересовали такие зрелища. Зато горожан того времени радовало любое событие. Жизнь была размеренной, скучной, непогода и плохие дороги вынуждали часто отсиживаться дома. Поэтому люди спешили поглазеть на всё что угодно, будь то прибытие гонца, приезд бродячих акробатов, свадьба, драка на площади или же публичная казнь — лишь бы отвлечься от унылых будней.
— Ты имеешь право остаться в городе на три дня, чтобы залечить раны! — рявкнул один из палачей, расстёгивая замок на руках жертвы.
Окровавленное тело тяжело рухнуло на каменные плиты.
— Что, ворюга, плохо тебе? — простуженным голосом спросил какой-то коротышка, протиснувшись сквозь толпу и склонившись над неподвижным телом.
— Проваливай! — рявкнул на коротышку второй палач и даже замахнулся на него розгами. Свободной рукой он бросил на избитого принадлежащую ему куртку и поманил кого-то пальцем. — Отвезёшь его домой, как распорядился его милость прелат…
Ван Хель свернул в проулок.
— Выливаю! — послышался над головой предупредительный крик, и кто-то выплеснул из окна содержимое ночного горшка.
Ван Хель остановился, дожидаясь, чтобы вонючие брызги благополучно пролетели мимо, и двинулся дальше, ловко перепрыгивая через лужи.
Выйдя на рыночную площадь, он пробрался между лотками и тряпичными навесами, миновал шумное многолюдное пространство и вскоре приблизился к городским воротам, располагавшимся в основании круглой каменной башни, вправо и влево от которой тянулась высокая каменная стена. Деревянный мост, поднимавшийся на ночь над глубоким рвом, сейчас был опущен, и по нему с грохотом катили повозки, ненадолго останавливаясь перед стражниками, проверявшими у возниц разрешение на въезд в город. Под сводами башни было мрачно и душно, затхлый запах нестерпимо бил в нос. Выйдя из ворот за городскую стену, Хель сразу почувствовал, что здесь было значительно холоднее из-за гулявшего на просторах ветра. На каменном мосту сидело с десяток нищих, подложив под себя для тепла охапки сена. В город их не пропускали. По эту сторону стены тоже стояла городская стража, облачённая в начищенные панцири и вооружённая копьями. Со стены за мостом наблюдали лучники, иногда отпуская сверху какие-нибудь грубые шутки в адрес своих товарищей, топтавшихся на каменном мосту. Чуть в стороне от башни с воротами на самом верху стены виднелась нависавшая крохотная кабинка, где стражники справляли нужду. Из-под кабинки тянулся вниз по стене густой тёмный след.
В сотне шагов от моста находилось лобное место. Здесь всегда вилась огромная стая птиц, оглашая окрестности неугомонным криком. Два тёмных тела, обклёванные воронами, поворачивались на ветру, скрипя промёрзшими верёвками.
В нескольких минутах ходьбы от города находилась деревня, от которой тянулся терпкий запах навоза. По мере приближения к деревне становился слышен гомон домашних птиц и хрюканье свиней.
— Братец, — окликнул Ван Хель одного из крестьян.
— Слушаю, сударь.
— Подскажи-ка мне, где я могу купить повозку. Самую бесхитростную…
Крестьянин поскрёб себе шею грязными пальцами и неуверенно сказал, что на другом конце деревни у кого-то была телега.
Хель быстро разыскал хозяина, осмотрел товар и заплатил требуемую сумму. Там же он нашёл и подходящего мула и велел хозяину подержать их у себя.
— Завтра или послезавтра я привезу вещи. Может, это сделает мой приятель. А затем мы избавим тебя как от телеги, так и от этого доходяги-мула. Только не вздумай перепродать всё это кому-нибудь ещё, иначе я отсеку тебе голову. А если ты вычистишь эту колымагу получше, чтобы в ней можно было сидеть, не задыхаясь от навозной вони, и хорошенько наполнишь её соломой, чтобы мы не отбили себе бока, то я прибавлю ещё несколько монет.
— Премного благодарен, ваша милость. — Крестьянин торопливо поклонился несколько раз.
Хель ещё долго бродил по окрестностям, размышляя о чём-то. А по дороге в город он увидел, как из ворот выехали несколько крытых повозок в сопровождении десятка всадников, трое из которых были рыцарями.
«Должно быть, это и есть обоз, направляющийся в замок графа Робера де Парси», — предположил Хель и ускорил шаг, дабы получить возможность взглянуть на повозки вблизи. Однако, как ни старался он, так и не смог разглядеть, была ли там Изабелла…
— Мы приедем к графу де Парси в удачное время, — с удовольствием доложил Толстый Шарль, когда Ван Хель возвратился в его дом.
— О чём ты говоришь?
— Я слышал, что он собирается устроить турнир. Он уже разослал герольдов. Ты сможешь проявить там своё умение, обратить внимание графа на себя. И тогда уж денежки потекут рекой в наши кошельки!
— Для начала раздобудь где-нибудь тачку, чтобы мы могли допереть твой чёртов сундук до нашей телеги.
— Разве ты не пригонишь её сюда?
— А кто мне даст разрешение на проезд в город? Ту полагаешь, что у меня в кошельке позвякивают лишние монеты, чтобы я разбрасывался ими на ненужные бумаги? Нет, братец, мы погрузим сундук на тачку и отвезём его туда. Затем ты вернёшь тачку хозяину, и мы сможем отправиться в путь.