ХОЛМОГОРОВ: Вашей? Вы помолвлены?
КАРА: Н-нет. Но это пока, поскольку год назад мной было сделано предложение и получено согласие как от нее самой, так и от ее матери. При условии, что я устрою свое положение и получу полное согласие от своих родителей.
ХОЛМОГОРОВ: Как зовут вашу девушку?
КАРА: Смирнова. Смирнова Клавдия Матвеевна.
ХОЛМОГОРОВ: Простите, но не могли бы вы в двух словах рассказать о содержании полученного письма?
КАРА: Это обязательно?
ХОЛМОГОРОВ: Это желательно.
КАРА: Хорошо. Клавдия Матвеевна сообщала мне, что завтра уезжает из Москвы и просит вечером зайти к ней…
ХОЛМОГОРОВ: Прошу прощения, а куда уезжала ваша невеста?
КАРА: В Боровск…
ХОЛМОГОРОВ: С какой целью?
КАРА (хмурится): Неужели это важно?
ХОЛМОГОРОВ. Важно все…
КАРА. Цель ее поездки мне неизвестна.
ХОЛМОГОРОВ: Что ж, благодарю вас. Продолжайте о том, что вы делали далее в течение сего дня.
КАРА (с некоторым воодушевлением): По окончании занятий на курсах я направился в магазин господина Хлебникова, чтобы купить подарок Клавдии Матвеевне. Потом взял извозчика и поехал к портному, господину Цыпленкову. Там я увидел понравившийся мне смокинг и велел немного переделать его под себя к вечеру. В шесть часов пополудни я вернулся домой, и мы все вместе поужинали. Как оказалось, это был… последний наш… совместный ужин… (Некоторое молчание.) В начале восьмого я поехал к Цыпленкову, чтобы забрать смокинг и еще жилет к нему. К этому времени отец уже уехал на свои субботние собрания чешского землячества. Он всегда ездит по субботам на эти собрания…
ХОЛМОГОРОВ: А когда возвращается?
КАРА: Где-то в час пополуночи.
ХОЛМОГОРОВ: Хорошо, продолжайте…
КАРА: В начале девятого я вернулся домой со смокингом и жилетом и стал готовиться к визиту…
ХОЛМОГОРОВ: А что за подарок вы купили своей девушке, позвольте полюбопытствовать?
КАРА: Колечко…
ХОЛМОГОРОВ: Золотое небось?
КАРА (смущенно): Да, золотое… С камушком.
ХОЛМОГОРОВ: Ясно. Любимому человеку ничего не жалко, факт. Верно, немалые расходы понесли: колечко, смокинг, жилет… Вы ведь покудова нигде не служите, как я полагаю?
КАРА: Не служу. Но у меня весьма состоятельный отец, и он не стесняет меня в средствах…
ХОЛМОГОРОВ: Я понимаю… А скажите, дверь парадной, когда вы возвращались от портного, была открыта или заперта?
КАРА: Заперта. Мне открыл Василий Титов.
ХОЛМОГОРОВ: Это слуга вашего отца?
КАРА. Скорее слуга всей семьи.
ХОЛМОГОРОВ: А дальше, что происходило дальше?
КАРА: Дальше я вспомнил, что надо бы, помимо подарка, купить для Клавдии Матвеевны конфекты. Она очень любит карамельки, и я послал Титова за ними.
ХОЛМОГОРОВ: Куда, позвольте полюбопытствовать?
КАРА: В магазин Карцева, что на углу Долгого переулка.
ХОЛМОГОРОВ: Дальше, пожалуйста…
КАРА: Потом я отослал домой девочку Настю, что живет во дворе дома и приходит играть к Ядвиге.
ХОЛМОГОРОВ: Зачем?
КАРА: Было уже поздно. К тому же после шумных игр под вечер Ядвига плохо спит и часто плачет во сне.
ХОЛМОГОРОВ (с участием): Вы очень любите Ядвигу?
КАРА (сдавленным голосом): Очень. И матушку, и Марту я тоже очень… любил…
ХОЛМОГОРОВ: Скажите, вы отправили девочку Настю через парадную дверь дома?
КАРА: Нет. Она живет во дворе дома, и ей удобнее через черный ход. К нему я ее и проводил.
ХОЛМОГОРОВ: Вы его закрыли за ней?
КАРА: Да, закрыл на щеколду.
ХОЛМОГОРОВ: А парадный вход после ухода вашего слуги так и остался открытым?
КАРА: Наверное.
ХОЛМОГОРОВ: Вы ведь его не провожали до входа?
КАРА: Нет, не провожал.
ХОЛМОГОРОВ: Что происходило дальше?
КАРА: Я стал поджидать Василия Титова с конфектами, но он почему-то все не шел. Потом я услышал крик из комнаты Марты. Очень страшный крик. Я побежал туда и увидел…
ХОЛМОГОРОВ: Где вы находились, когда услышали крик?
КАРА: На кухне.
ХОЛМОГОРОВ: Прошу прощения, но я просто принужден задать вам этот вопрос: что вы увидели?
КАРА: Это было ужасно… (Закрыл лицо ладонями.) Я увидел истекающих кровью Марту и Ядвигу. Я подбежал к Марте. Она была мертва. Но Ядвига была еще жива. Не помня себя, я побежал обратно через кухню в переднюю, чтобы через общие сени выбежать на лестницу и позвать на помощь доктора Бородулина, и в это время увидел спину человека, который вбежал в переднюю из залы впереди меня. Он выскочил в сени и буквально вылетел на улицу – мне было его уже не догнать. Да я, кажется, и не подумал об этом. Мои мысли были о том, что, может быть, еще возможно спасти Ядвигу. Поэтому я бросился на второй этаж и стал звонить к доктору. Когда он пришел, я проводил его в комнату Марты и принялся искать матушку. Я нашел ее в столовой… Она лежала ничком в луже крови… Я кинулся к ней, стал тормошить, что-то кричал. Но она… (произнесено в отчаянии) она тоже была мертва…»
Иван Воловцов вдумчиво перелистывал запутанное дело страницу за страницей.
Приметы предполагаемого преступника были следующие: узкая спина, приподнятые плечи, бритый затылок. Одет в черное полупальто. Все это было записано помощником пристава Холмогоровым со слов Александра Кары. Маловато, конечно же, но все-таки лучше, чем ничего. Под подозрение попали живший в Божениновском переулке и злющий на всю Россию крестьянин Иван Гаврилов, отбывший четыре года в исправительном арестантском отделении, нищий немец Рауль Шнитке, побирающийся в Хамовниках, слуга семейства Кара Василий Титов и… сам Александр Кара.
Первым на подозрении был Иван Гаврилов, имевший прямо-таки зверский вид и презлющие глаза. Этот, похоже, вполне мог бы пришить и женщину, и двух девочек без всякого сожаления. Если бы он был драматическим артистом, а кто-либо из нынешних драматургов написал бы пьесу про Джека Потрошителя, то роль убивца несчастных женщин поручили бы именно ему. Кроме того, у Ивана Гаврилова хоть плечи и не были столь уж узкими, однако имелись черное короткое пальто и бритый затылок. У него вообще вся голова была бритая…
Допрашивал его самолично их высокоблагородие Владимир Иванович Лебедев. И хотя фигура начальника сыскного отделения Лебедева в Москве была весьма известной, держался Гаврилов нагловато и весьма уверенно, как подобает человеку, не причастному к преступлению. Хотя на половину девятого вечера 15 декабря никакого алиби он не имел.
– Был дома, – отвечал он с некоторым вызовом на вопрос Лебедева. – И чё с того?