Царское дело - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Сухов cтр.№ 4

– А кто это может подтвердить? – напирал главный московский сыскарь.

– Давид, – нахально посмотрел прямо в глаза сыщику Гаврилов.

– И кто этот Давид? – продолжал допытываться Владимир Иванович.

– А пес мой, – с усмешкой ответил Гаврилов и невольно втянул голову в плечи, поскольку нутром почувствовал, что сейчас схлопочет по уху, а то и в челюсть. Однако удара не последовало, и един бог ведает, сколь пришлось приложить усилий начальнику сыскной полиции Москвы, дабы не съездить наглецу по уху.

Гаврилова показали Александру Каре. Со спины. Кара в ответ только пожал плечами: не уверен, дескать, а оговаривать невинного человека и брать грех на душу, мол, не желаю, да и права такого не имею.

Все же Гаврилов был «оставлен в подозрении». Имелась у полициантов и прокурорских такая вот формулировочка, ни к чему особо не обязывающая, однако позволяющая при надобности или приказу начальства досматривать за «оставленным в подозрении», иначе – следить. Гласно или негласно, то бишь тайно…

У нищего немца Рауля Шнитке было все: и узкие приподнятые плечи, и латаное-перелатаное черное, вернее, грязное полупальто, и бритый затылок, поскольку, спасаясь от вшей, он остригся столь коротко, что оставил на маковке продолговатого и шишкастого черепа лишь короткую челочку наподобие той, какую носят дети барчуков и купчиков. Было и еще кое-что у нищего немца. А именно: алиби! В половине девятого его видели у храма Святителя Николая. Шнитке стоял у Святых Ворот и кушал яичко с солью. Посему, как подозреваемый, он вскорости перестал представлять интерес.

Выпал из подозрения и слуга семейства Кара Василий Титов. Он побывал в магазине Карцева и купил на девять гривен карамели (гривенник из полученного от Александра Кары рубля Вася утаил для собственных нужд). А в половине девятого мирно беседовал через калитку с горничной профессора Прибыткова Прасковьей Жабиной, очень живой и премиленькой молодой девушкой, весьма бойкой на язычок. Дом Прибытковых находится наискось от особняка Стрельцовой, а потому Титов не мог видеть выходящих из парадного. К тому же стоял он к дому Стрельцовой спиной, вернее, боком, поскольку глаз не сводил с хорошенькой Пашеньки. Стоял до тех пор, покуда она, сказавшись занятой, не ушла обратно в дом…

Сын пивовара Александр Кара попал под подозрение вследствие наличия пятен крови на рукавах пиджака, брюках и на груди белоснежной сорочки. И хотя он говорил, что обнимал и целовал мертвую мать и сестренку Ядвигу, вследствие чего и испачкался кровью, это мало принималось во внимание начальником отделения московской сыскной полиции Владимиром Ивановичем Лебедевым, принявшим дело о двойном убийстве в Хамовниках в свое ведомство. Начальнику московского сыска было совершенно неясно, каким образом колун попал на кухню, где как раз и находился Александр Кара, дожидаясь Титова с конфектами. Колуну было самое место валяться в комнате Марты или, на худой конец, в спальне, где стоял драгоценный сундучок, куда душегуб мог прихватить его, опасаясь, что в квартире, кроме убиенных, мог находиться кто-то еще. Ведь, по словам Александра, убивец вбежал в переднюю из залы, в которую можно было попасть только из спальни или детской комнаты. А вот из кухни попасть прямо в спальню, равно как и наоборот, – нельзя никак…

Не смог вразумительно ответить Александр Кара и на вопрос Лебедева, откуда у него в кармане, помимо четырнадцати рублей, оказались новенький серебряный портсигар и серебряная спичечница, общей стоимостью семьдесят рублей. Хотя на вопрос главного сыскаря Москвы можно было ответить весьма незатейливо: купил-де, в магазине того же Хлебникова.

А почему не ответил?

Потому что полагал, что его ответ станут проверять. А ему бы этого очень не хотелось… Так, судя по всему, рассуждал начальник московской сыскной полиции Лебедев. На этой почве у него и обер-полицмейстера Москвы его превосходительства генерал-майора Дмитрия Федоровича Трепова произошел весьма нелицеприятный разговор. Трепов, ознакомившись с делом о двойном убийстве в Хамовниках, просил Лебедева о скорейшем его разрешении, поскольку Алоизий Осипович Кара с покойной супругой были подданными иностранного государства, что накладывало на данное уголовное дело некий международный политический отпечаток. Лебедев браво отрапортовался, что главными подозреваемыми по этому делу являются крестьянин Иван Гаврилов, бывший арестант исправительного отделения, и сын Алоизия Осиповича Кары Александр.

– А сын-то тут при чем? – недовольно спросил Трепов, поводя широкими бровями.

– Во время совершения убийства он находился в квартире, – ответствовал Лебедев. – Потом, колун, которым было совершено убиение трех человек, находился на кухне, куда он не мог быть занесен посторонним человеком, если таковой, конечно, был.

– Что значит «если таковой был»? – пристально посмотрел ему прямо в глаза обер-полицмейстер Трепов.

– А то, что этот человек в черном полупальто, с узкими приподнятыми плечами и бритым затылком, который якобы совершил убиение супруги и дочери Алоизия Кары, известен нам только со слов Кары-младшего, – спокойно выдержал взгляд генерала Владимир Иванович Лебедев. – А был ли он на самом деле – очень большой вопрос.

– Вы полагаете, что это сын убил мать и старшую сестру и навеки покалечил младшую, если она, конечно, еще выживет? – напрямую спросил Трепов. – Да как такое возможно?

– Я тоже задаюсь все время этим вопросом, – промолвил начальник сыскного отделения. – И тоже не нахожу на него ответа. Хотя история знает подобного рода примеры…

– Только не нужно мне цитировать Библию, господин коллежский советник, – хмуро посмотрел на Лебедева Трепов. – И про нравы дикарей мне здесь рассказывать не стоит. Мы живем не в дикие времена, когда стариков, когда они начинали мешать жить молодым, травили ядом или сталкивали с обрыва на острые камни…

– Я имею в виду вовсе не библейские сюжеты и не истории из жизни диких племен, ваше превосходительство, – бодро парировал Лебедев. – Взять, к примеру, дело поручика Жукова…

– Что за дело? Когда оно было? Почему не знаю?

– Дело поручика Жукова, ваше превосходительство, велось чуть более века назад, – ответил Лебедев, усмехнувшись про себя. – Кстати, во времена императрицы Екатерины Великой, в век просвещенный и весьма благоприятный для России, – добавил Владимир Иванович со значением и посмотрел на обер-полицмейстера, ожидая получить разрешение на дальнейший рассказ. Легким кивком головы Трепова это разрешение было получено, и Лебедев вдохновленно продолжил: – Преступление для тех времен было из ряда вон выходящим и на первый взгляд тоже необъяснимым: гвардии поручик Жуков при полном отсутствии мотива – по крайней мере, следствие так их и не выискало – убил свою мать и сестру. Помогала ему в этом, и весьма деятельно, его жена…

– Я, кажется, что-то слышал об этом деле, – раздумчиво произнес генерал Трепов, но деталей, очевидно, не вспомнил и снова кивнул: дескать, слушаю вас…

– Так вот, мотива такому преступлению следствие не нашло, но, поскольку факт злодеяния был налицо, причем поручик и его супруга в преступлении полностью сознались, надлежало применить наказание. А ввиду того, что случай этот был крайне незауряден и не имел прецедентов, юстиция встала в тупик касательно меры наказания такому «сверхпреступлению», как оно именовалось в документах того времени. О таком положении дел было доложено императрице. Екатерина Алексеевна решила послать запрос в Синод: случались ли такие преступления в истории и какое наказание понесли преступники, совершившие их. Священный Синод собрал нужные материалы и ответил императрице, что да, подобного рода преступления в истории случались, и привел примеры наказаний, которым подвергались такие убийцы…