Дорожник придвинулся еще на полшага и выстрелил, на этот раз
почти в упор.
– Так близко не считается! – сказал Арей, погрозив ему
пальцем.
– Огонь! – закричал Самцов почти в ужасе. – Убейте его!
Теперь мужчины открыли огонь все разом. Глушители чавкали, и
словно мелким сухим горохом загремело в жестяной банке.
Арей, ухмыляясь, уворачивался от пуль.
– Тра-та-та! Здесь пролетела! Мимо!.. Пуф! Миллиметраж! Вот
такусенькая! А я уж было испугался!
Обоймы закончились у всех почти разом. Стена за спиной Арея
была вся в пробоинах. Осыпались стекла из шкафов, глухо взрывались мониторы.
– Какой кавардак!.. Вжик, вжик! Мимо! – сказал Арей,
показывая пальцем, куда пролетели пули.
Мужчины лихорадочно меняли магазины. Даф хихикнула и разжала
ладонь. Из нее выпало десятка полтора свинцовых пуль.
– Он в бронежилете! – пробормотал Самцов, хотя это был
полный бред. Никакой бронежилет не выдержал бы такого количества попаданий.
Не сводя с Арея внимательных глаз, он достал из кармана
маленький пистолет и, придерживая своей левой рукой кисть правой, прицелился
барону мрака точно в лоб. Арей облокотился на стол и спокойно смотрел на
Самцова. К тому моменту пальба уже прекратилась, и все взгляды были обращены к
ним.
Арей изменился. Он уже не кривлялся и не мельтешил. Все это
сдуло с него холодным сквозняком, пробившимся из разбитого окна.
– Тебе страшно, – спокойно проговорил Арей, обращаясь к
Самцовому. – Не правда ли?
Бах! Бах! Маленький пистолет в руке у Самцова дважды
дернулся. Он был без глушителя, и выстрелы прозвучали неожиданно гулко. Арей остался
сидеть в кресле, зато стоявший рядом с Самцовым мужчина гулко рухнул на пол. В
голове у него появились две небольшие дырочки – как от пуль малого калибра.
Тиберий Цезаревич тупо уставился на лежащее подле него.
– Но почему? – удивленно спросил Мефодий.
– Это только кажется, что проклясть себя пустяк. Посмотри
туда, и ты увидишь то, что вижу я, – сказала Даф и, подойдя сзади, ладонями
быстро коснулась глаз Буслаева.
Мефодий увидел, как над лежавшим неподвижно телом, подобно
дымку, поднималась белая трепещущая тень – зыбкая и неплотная, повторявшая
очертание тела мертвеца. Один человек мертво и неподвижно, в невозможной для
живого позе лежал на полу, а другой такой же – только нагой и сотканный из
белесого тумана высился над ним. Внезапно тень заметила свое тело и вздрогнула.
Оцепенев, она вскинула прозрачные руки и напуганная этими руками, бросилась в
сторону, но не смогла оторваться, так как ее и тело связывало нечто вроде все
еще плотной белой пуповины.
– Так выходит эйдос после смерти тела. Если, разумеется, не
забрать его при жизни… – не без сострадания пояснила Улита.
Она была права. Тень металась нелепо, неловко, судорожно.
– Испугался! – сказал Арей. – Не понял еще, что отошел. Дела
у него были, планы, машину хотел сменить, то, сё, – а теперь – раз! – пожалуйте
на встречу с вечностью. Не было таковой в его планах, вот и профукал ни за
грош… Да, много ждет его еще неприятных сюрпризов…
Тень судорожно металась, пытаясь оторвать свой приклеившийся
шлейф от мертвого тела, но тщетно. Тогда тень замерла и стала озираться в ужасе
и недоумении. Когда прозрачное лицо ее обратилось к Арею, тень отшатнулась
вдруг в немом ужасе, будто ее толкнули в грудь, и, дрожа, закрылась руками.
Наверное, она увидела в Арее что-то особенно жуткое и страшное, чего не видел
никто из живых.
Арей искоса взглянул на напуганную тень и нетерпеливо
прищелкнул пальцами. Тотчас у него в кабинете, потирая сухонькие ладошки,
возник Тухломон. Он достал из воздуха ржавые большие ножницы, смахивающие на
портняжные, и, вразвалку подойдя к тени, перерезал пуповину, связывающую ее с
телом. Тень, охваченная ужасом, рванулась было, но комиссионер ловко подхватил
ее за край, притянул к себе и деловито свернул, точно полотенце. Вслед за тем Тухломон
стал медленно уходить под пол. Вначале скрылись ноги, затем грудь и последней
исчезла голова в поблескивающих очках, голова, сохраняющая деятельно-скорбное
выражение похоронного агента.
– Да, насчет этого… м-м… как бы это выразиться… усопшего, – перед
исчезновением заговорщицким голосом сказал Тухломон, обращаясь к бледному
Самцову. – Ежели пожелаете его… на Ваганьково, то я завсегда поспособствую
насчет захоронения. Престиж какой – все завидовать будут!
Сказал – и скрылся, пошленько подмигнув.
Время застыло, свернулось, замерзло. Никто из ворвавшихся в
кабинет уже не стрелял, но все неосознанно, по-бараньи, жались в кучу, стараясь
не смотреть на Арея. На меловых лицах проступал тот слепой страх перед
сверхъественным, который был у их дедов и прадедов, – и не исчез, оказывается,
а таился в сердцах, ожидая своего часа.
Самцов, оцепенев, щелкал курком в участливую физиономию
Арея, и в глазах у него все сильнее отражалось два чувства: понимания и ужаса.
Наконец и он перестал щелкать и, уронив пистолет на ковер, стал пятиться к
дверям.
Тогда Арей неторопливо поднялся с кресла и, кивнув на
Самцова, приказал:
– Все вон! Оставить только его!
Тотчас двоих дорожников и их кожаного шефа как ветром сдуло.
В кабинете остался лишь Самцов и труп на полу, который уже никуда не спешил.
– Улита, колоду! – приказал Арей, и тотчас в руке у него
появилась колода карт Таро.
Мечник мрака взглянул на них и покачал головой.
– Не поймет он таких, дай обычные! – поморщился страж.
Мгновение – и колода Таро исчезла, а вместо нее появилась
запечатанная колода с надписью «Карты игральные. Атласные». Видимо, Улита
позаимствовала карты с витрины, потому что на них была наклейка: «20 р.». Арей
удовлетворенно кивнул и быстрым движением рассеял колоду по столу.
– Никакого шулерства! Тридцать шесть картонных
прямоугольников! Все тут: и дамы, и тузы, короли, и десятки. Теперь они твои
судьи. Правила знаешь?
Самцов замотал головой.
– Бубны – власть, черви – любовь, крести – дальняя дорога, а
пики – смерть. Тяни!
Самцов протянул было руку, но тотчас, одумавшись, отдернул
ее.
– Будешь тянуть! – страшно рявкнул Арей. – Ну же! Тяни, или
я потеряю терпение!