Зудука важно поклонился Дафне, подошел к ней и так же важно,
как его хозяин, протянул для рукопожатия руку из набитой ватой перчатки. Чтобы
поздороваться с ним, Дафне пришлось наклониться. Пожав мягкую ладонь монстра,
она вскрикнула и уставилась на свою руку. Что-то кольнуло ее в ладонь.
Лысый Зудука медлительно повернулся и, переваливаясь, удалился
с крайним достоинством. Петруччо Чимоданов гоготнул.
– Ну вот, опять он засунул в перчатку булавку! Он так шутит.
А недавно он приклеил ночью мои тапки к полу. Но сам бы Зудука не сумел как
следует их прижать! Я догадываюсь, что за фрукт ему помогал!
Чимоданов испепеляюще посмотрел на Крошило. Монстр с
ногами-утюгами виновато завозился и, топая, попытался спрятаться за стул.
– И что ты будешь делать? Теперь, когда знаешь мою тайну?
Разболтаешь? – угрюмо спросил Чимоданов у Дафны.
– Нет, – сказала Даф. – У меня есть идейка получше.
Обувайся! Нас уже ждут.
– Кто еще ждет? – напрягся Петруччо.
– Те, кого не будут удивлять твои странности.
Даф присела на корточки, высматривая под столом Депресняка.
Адский котик вполне дружелюбно обнюхивался с самым мелким из монстров.
Остальные, хотя и смотрели в оба, им не мешали.
Глава 6
Влюбись или умри!
Мефодий долго трясся в электричке. Вагон был разболтанный и
старый. Часть окон вообще не закрывалась, другая часть, напротив, не желала
открываться. Электричку наполняли в основном издерганные жарой дачники. Мефодий
неосторожно наступил в чью-то рассаду, и ему пригрозили отвернуть голову.
«Это был бы символичный финал. Будущему повелителю мрака
отвернули голову за рассаду», – думал Мефодий, спасаясь от разгневанной
пенсионерки и ее жилистого, похожего на беговую курицу, супруга.
После продолжительной тряски он прибыл в тихий подмосковный
городок и долго бестолково петлял по улицам, отыскивая нужный дом. Это
оказалась шестнадцатиэтажка с единственным подъездом. Газончик, гимнастические
брусья, на которых сушился чей-то ковер, телефонная будка с отрезанной трубкой.
Возле мусорника, в пыли, лежала стая в семь-восемь разомлевших от солнца
дворняг. Лишь одна проводила Мефодия взглядом и слабо тявкнула – просто для
порядка.
Вход в подъезд преграждала железная дверь с домофоном. Кода
Мефодий, естественно, не знал, да и расположение квартиры представлял лишь
визуально, со слов Улиты: десятый этаж, вторая налево.
Сообразив, что высаживать дверь не лучший вариант (да и
непонятно еще, получится ли), а ждать, пока кто-нибудь надумает выйти или
войти, можно до бесконечности, Мефодий стал озираться в поисках другого
решения.
На скамейке у отцветшей сирени сидели двое парней, на пару
лет старше Мефодия, и девушка с короткими темными волосами. Физиономии у всех
были отчаянно скучающие. Изредка кто-нибудь из троицы зевал, и тогда зевали и
остальные двое.
Мефодий приблизился к ним как раз в тот момент, когда один
из парней, обладатель мелкой россыпи угрей на лбу, метко плюнул в урну,
расположенную от него в добрых трех метрах. Мефодий невольно оценил технику, с
какой это было выполнено.
– Умница, Дрон! Плюешься ты хорошо. А теперь расскажи
что-нибудь веселое! Я дохну от скуки! – потребовала девушка.
Парень скорчил страдающую гримасу.
– Ну чего, тля, сразу я? Я чего, клоун, тля? – сказал он
пискляво.
Негодуя, он попытался еще раз доплюнуть до урны, но
промахнулся, испортил впечатление от предыдущего выступления и вконец
стушевался.
– Я могу рассказать, как Колян, тля, половой тряпкой в
завучиху попал, когда они на лестнице с Митушковым швырялись. Она идет, тля,
вся такая, а тут тряпка прямо по очкам, тля… Она, тля, стоит и обтекает… –
предложил он после долгой паузы.
Девчонка поморщилась.
– Не надо. Ты это месяц назад рассказывал. Похоже, с того
времени в твоей жизни не было ярких впечатлений.
Ее поклонник тяжело задумался. Он смутно ощущал, что ему
надерзили, но его мозг был слишком неповоротлив, чтобы найти достойный ответ.
– Ты че-то не то мутишь! – произнес он страдальчески.
– Тогда пусть нас рассмешит Илья! – предложила девчонка.
Она ткнула пальцем в высокого костлявого подростка,
единственным украшением которого были свисавшие с верхней губы редкие усы.
Выражение лица у него было такое мрачное, что его уже прямо сейчас можно было
оформлять похоронным агентом.
– Не рассмешит, – произнес он гнусавым, не по годам голосом.
– Совсем не рассмешит? – уточнила девушка.
– Совсем.
– Потому что упрямится?
– Он смешит только за деньги. Давай миллион, и тебе будет
смешно… Ха-ха как смешно! – сказал усатый Илья.
Мефодий прикинул, что, будь у него миллион, он отдал бы его
за то, чтобы не слышать, как похоронный агент будет кого-то смешить.
«Редкостные тормоза. И чего она в них нашла?» – подумал
Мефодий, незаметно для себя любуясь девчонкой. Была ли она красивой? Да нет,
пожалуй. Разве что хорошенькой. Если считать по пустякам и очень придирчиво, то
недостатков можно было найти немало. И подбородок, пожалуй, кругловат, и губы
слишком пухлые, и лоб хотелось бы не такой выпуклый, и глаза смотрят слишком
нахально. Другое дело, что все вместе гармонично сочеталось, усиливаясь общей
живостью лица, – и в результате на девчонку хотелось смотреть до бесконечности.
– Блин, до чего тоскливо с вами! – сказала девчонка с
раздражением, обращаясь к своей свите. – Если ходить, то по каким-то помойкам.
Если кино, то только на видике. Денег у вас нет даже на сок в палатке.
Толчетесь лишь у подъезда… Какой от вас прок?
Оба поклонника уставились в асфальт. На асфальте усатый
обнаружил чью-то ступню в светло-желтом ботинке. Вслед за ступней он изучил
светлые брюки, клетчатую майку с пивной рекламой и, наконец, лицо. Мало-помалу
все, что он увидел, собралось у него в единую картину.
– Дрон, что это такое? – спросил усатый Илья, мутно глядя на
Мефодия.
– Где?
– Вот тут стоит!
– Не знаю, – отвечал писклявый Дрон.
– Ты это здесь ставил?
– Не-а, не ставил.
– Разрешал ему тут стоять?
– Не-а, не разрешал.