В разное время сотрудник инофирмы подозревал у себя
спондилоартрит, перитонит, пиодермию, гельминтоз, ирит, астигматизм, рак,
лимфаденит, полиневрит, эндокардит, цирроз, трахеит, лепру и гингивит. То, что
ни один из этих диагнозов не подтвердился, не ослабило его природной
мнительности.
Не было ни одного крупного медицинского светила, к которому
бы Огурцов не являлся на прием. Гомеопаты, вирусологи, дерматологи,
аллергологи, бактериологи, гастроэнтерологи, терапевты, токсикологи и фтизиатры
– все знали его в лицо. Всем им работник салфеточного фронта демонстрировал
свой атлетический торс и настороженные глаза параноика. Отвязаться от
перепуганного Огурцова, сгорающего от желания услышать правду, было невозможно.
Он присасывался, как пиявка, и рыдал докторам в жилетки, умоляя: «Профессор, не
обманывайте! Скажите правду, как бы жестока она ни была!»
Отчаявшись, врачи применяли последнее средство – посылали
министра антибактериальных салфеток к своим коллегам, тоже маститым светилам,
на которых у них имелся зуб. Врачи перебрасывались Огурцовым, как чугунной
болванкой, спеша с его помощью подложить свинью недругу. В результате гистолог
отсылал Антона к кардиологу, офтальмолог – к бальнеологу, а эндокринолог – к
ортопеду.
На прощание каждое светило все же считало своим долгом
что-нибудь выписать Огурцову на память о себе. В результате в кухонном шкафчике
у Антона рядами выстраивались папазол, аспаркам, рибоксин, нитросорбид,
норсульфазол, эринит, этазол, сенаде, сустак, теофиллин, левомицетин, холосас в
синеньких бутылочках, холосас в красненьких бутылочках, тетурам, нембутал
натрия, ноотропил, супрастин, гидрокортизон и самое любимое из всех лекарств,
название которого Огурцов выговаривал за два страстных вздоха, – аноксициллин
0,123. Могучий организм атлета пока успешно справлялся со всей этой дрянью,
ежедневно пожираемой в немыслимых количествах.
С вредными привычками у герцога салфеток и магистра ордена
ватных палочек было не то чтобы туго, а вообще никак. В этой графе у него
стояли сплошные прочерки. Когда при нем курили, он зеленел. Иногда он выпивал
вина, но исключительно в рамках ампелотерапии по одной чайной ложке два раза в
день. Еще напряженнее было у Огурцова с девушками. Если случалось, что
кто-нибудь из них заинтересованно подходил к мускулистому красавцу, Огурцов
сразу обращался в бегство. Там, где другие видели девушек, он видел орды
микробов, гепатит и вирус гриппа.
Когда Огурцову исполнилось тридцать пять, его родители,
обитавшие в подмосковном Ногинске, забили тревогу и приняли его в плотный
борцовский захват, заставляя жениться. С полгода поупрямившись, мнительный
сотрудник фирмы одноразовых салфеток сдался. Он покорно вздохнул, скушал
витамины и стал читать объявления в Интернете.
Написав Зозо очень скромное письмо – первое неделовое письмо
в своей жизни, – он был крайне удивлен, когда его сразу сцапали под белы ручки
и в спешном порядке мобилизовали на свидание.
* * *
Огурцов ждал Зозо там, где встречаются все лишенные
воображения москвичи, – у памятника Пушкину. В руках у него был большой букет
роз.
– Вы Зоя? – деловито осведомился он.
– Я? Да.
– Тогда это все вам. Держите цветы осторожнее. Не уколитесь!
Это чревато споротрихозисом, – предупредил Огурцов.
Зозо едва не уронила цветы. Она не знала, что такое
споротрихозис, но слово звучало жутко.
Тем временем Антон Огурцов расправил богатырские плечи и
изрек еще одну истину:
– Раз мы уже встретились, не стоит стоять у дороги. Я тут
прикинул и понял, что за те десять минут, что я вас ждал, ко мне в легкие
попало около четырехсот миллионов микроорганизмов. На многие из них у людей нет
иммунитета.
Зозо на всякий случай терпеливо кивнула. Она давно уже
привыкла, что на нее клюют исключительно психи. Такая уж у нее карма.
– Пойдемте куда-нибудь перекусим? Я с работы, – предложила
она.
Это простое предложение вызвало самую неожиданную реакцию.
Сотрудник инофирмы рассеянно воззрился на нее. Зозо ощутила, как его интеллект
пробивается сквозь пелену гигиенических мыслей, спускаясь со звездных далей,
где летают спиральные вирусы и парят мрачные кишечные палочки, на грешную,
омикробленную землю.
– Хм… Э-э… Ну да…
– Вы против?
– Да нет. Перекусить, конечно, можно. Только вот где? –
спросил Огурцов.
– Какая разница? Да хотя бы там!
Легкомысленно заигрывая с царящим на шипах споротрихозисом,
Зозо взмахнула розами в сторону «Макдональдса». Антон дико уставился на нее и
паралично вздрогнул подбородком:
– Вы серьезно? Там же канцерогенные консерванты,
маргариновые жиры и искусственные углеводы! Как вам не стыдно!
Зозо послушно застыдилась, но при этом робко заметила, что
вся без исключения еда вредна и что же теперь – с голоду умирать?
Дрессировщик ватных палочек задумался. Зозо затосковала.
– Я бы все-таки поужинала! Я заплачу за себя сама, если вас
что-то смущает, – сказала она настойчиво, ощущая звериный голод.
– Разве в деньгах дело? Что ж, идемте! Кажется, здесь есть
рядом одно местечко… – кисло сказал Антон.
На его благородном лице прорисовалась необходимость подвига.
Они куда-то пошли, свернули, снова свернули и скользнули в арку. Хотя на улице
бушевало солнце, здесь царствовала сырость. Протиснувшись между припаркованными
машинами, они миновали детскую площадку и нырнули еще в одну арку.
Здесь Огурцов остановился. Над маленьким подвальчиком с
куцей искусственной пальмой у входа толпились яркие буквы:
«МЕЧТА ЙОГА»
– Это что еще такое? – спросила Зозо в ужасе.
– Диетический ресторан с вегетарианским уклоном. Кто-то – не
помню кто, не помню когда – рассказывал о нем много хорошего, – гордо объяснил
салфеточный маркиз.
Он достал из кармана салфетку, обернул ею ручку двери и
брезгливо открыл. Когда Зозо вошла, Огурцов выбросил салфетку и боком юркнул в
закрывавшуюся дверь, довольный, что улизнул от обитавших на ручке бацилл.
– Теперь вниз по ступенькам! Осторожно, можно упасть! –
предупредил он.
Упасть можно было пятьдесят раз. Именно столько
насчитывалось ступенек. Диетический ресторан помещался в бывшем бомбоубежище. В
его единственном зале было зябко, как в склепе. Антон Огурцов со знанием дела
осмотрелся и уселся за самый дальний столик рядом с огнетушителем.