И снова они шли по сияющей дороге, стараясь не
смотреть, сколько осталось еще. Внезапно Мефодий понял, что мерцающая дорога
обрывается за шаг до приоткрытой двери. Впереди была всего одна плита – один
шаг, один белый квадрат, но можно ли было сделать этот шаг? Там, где не
существовало ни времени, ни пространства, одна плита могла оказаться глубже
всей вселенной. И стать последней, как если бы не было всего предыдущего пути.
Мефодий вгляделся в плиту. Внешним зрением,
внутренним. Бесполезно. Плита оставалась непроницаемой. Но очевидно было одно –
к двери могла вести только эта широкая плита, примыкавшая точно к порогу. Его
единство с лабиринтом не исчезло, нет, но лабиринт определенно что-то скрывал
он него. Коварно и лукаво.
– Ты ничего не видишь? – с
беспокойством спросила Дафна.
– Нет, ничего…
– Думаешь, это ловушка?
– Откуда я знаю?
– Но если не ловушка, тогда зачем ему
прятать от тебя?
– У него могут быть свои причины, –
заметил Мефодий.
– Но мы можем стоять здесь бесконечно. До
тех пор, пока и остальная дорога не погаснет. И мы останемся здесь – в шаге от
успеха, на пороге удачи.
– Или неудачи!
– Но ведь обойти плиту нельзя? Или
прыгнуть? Смотри, другой ступеньки просто быть не может… Дверь как раз по
ширине этой единственной ступеньки!
– Я знаю… – перебил Мефодий.
Даф капризно покосилась на него.
– Ты все знаешь или споришь только со
мной? – вкрадчиво спросила она.
– Я спорю только с тобой, – сказал
Мефодий и понял, что это почти правда.
Он набрал полную грудь воздуха и… сделал шаг.
Он не был уверен, что это мудро, и… так оно и оказалось. Хотя о том, что
мудрость понятие относительное, редко думаешь в момент, когда она отказывает.
Мефодий увидел, как из плиты, которой только
что коснулась его нога, навстречу ему шагнул человек. Это был длинноволосый
мальчишка – подвижный, быстрый, с нагловатыми глазами. В короткий миг, пока
прозрение истины, кто это может быть, доходило до его разума, мальчишка одной
рукой резко ударил его по лицу, а другой потянулся к рукояти меча. В глазах у
Мефодия все раздвоилось, запрыгали искры. Он понял, что сражается сам с собой.
Со своим вторым страшным «я», с той своей частью, которая была абсолютно
реальна, поскольку тоже являлась им.
Защищаясь, Мефодий схватил своего врага за
руку и оттолкнул ее. Мальчишка без размаха снова коротко ударил его и, нагло
смотря на него своими выпуклыми страшными глазами, схватился за рукоять. Меф
прекрасно понял, что он хочет – завладеть мечом Древнира и вогнать его ему в
грудь. Если физические силы их были почти равны, то силой духа и ярости враг
намного превосходил теперешнего Мефодия. «Сила ничто, дух все», – мелькнул
в памяти какой-то несвежий, но очень мудрый слоган…
Мефодий собрался и, вспоминая уроки Эди
Хаврона, попытался выбросить кулак своему второму «я» в челюсть. Но
длинноволосый успел уклониться и, обхватив Мефодия, сбил его с ног. Дальше
Мефодий уже ничего не помнил. Все было как в тумане. Кажется, они куда-то
покатились, а затем все внезапно потемнело у него перед глазами.
Даф, шагнувшая на плиту после Мефодия, ничего
не понимала. Она не видела двойника, а видела лишь то, что Мефодий, странно
побледнев, пятится. Одна его рука старалась выхватить меч, а другая – левая,
более слабая, пыталась помешать ей, вцепляясь в правую ногтями. Еще спустя
мгновение Меф упал на плиту и стал кататься по ней, опасно приближаясь к
границе плиты. Дважды он едва не скатывался в ничто, и дважды ему удавалось
откатиться. Дафне казалось, что Мефодием овладело странное безумие. Его зубы с
ненавистью грызли губы, точно они были чужими.
Даф попыталась удержать его, но Мефодий был
гораздо сильнее. Едва ли осознавая, что делает, он сбил Даф с ног и вместе с
ней покатился к границе плиты.
Даф закричала. Теперь выхода у нее не
оставалось. Боясь не успеть, она со странной внутренней ясностью и знанием, что
делать, сорвала с себя шнурок с крыльями и накинула его на шею Мефодию.
Бронзовые крылья качнулись. Флейта сострадательно и грустно подпрыгнула в
рюкзаке.
Мефодий очнулся, коротким толчком выплыл из
небытия. Он лежал на краю плиты, касаясь ее четко очерченной границы. Ладонь,
которой он вцепился в рукоять меча, разжалась. Она была скользкой от пота. Даф,
успевшая встать, смотрела на него с ужасом.
У себя на шее Мефодий обнаружил шнурок с
крыльями.
– Зачем это? – спросил он
механически. Удивляться в данный момент он был не в состоянии – слишком устал.
– Крылья обладают отрезвляющей и
успокаивающей магией… Ты в порядке? Давай их сюда! – сказала Даф,
решительно отбирая у Мефодия свой талисман.
Мефодий заметил, что она сильно не в духе.
– Чего ты?
– Ничего! Отстань от меня! –
буркнула Даф.
«Детка, осторожнее с крыльями! Страж света,
который наденет шнурок со своими крыльями на шею смертного, полюбит этого
человека и будет любить его вечно», – вспомнила Дафна слова Отставной Феи.
Конечно, о старухе говорили, что она выжила из
ума, но…
«Пррр! – успокоила себя Даф. –
Давайте разберемся! Разве я в него сейчас влюблена? В этого самодовольного
хамоватого типа с отколотым зубом? Ха и еще раз ха! Тупое пророчество!»
Но все же на душе у нее было тревожно.
– Это была последняя плита! Мы
пришли! – вдруг услышала она голос Мефодия.
Он толкнул ладонью дверь. Дверь, скрипнув,
открылась. Мефодий вошел в дальнюю комнату Храма. Она оказалась неожиданно
маленькой, тесной, что совсем не вязалось с громадностью лабиринта. Потолок
нависал так низко, что, казалось, можно коснуться его рукой.
Мефодий остановился. У него возникло ощущение,
что вообще никогда отсюда не уходил. Что это место уже известно ему до боли, до
пролежней, так, будто он всю жизнь только и делал, что входил в эту комнату и
не мог из нее вырваться. Он стоял перед свинцовым саркофагом с оттиснутыми на
нем древними знаками – саркофагом из своего давнего кошмара. Он смотрел на
саркофаг и чувствовал, как там внутри, в саркофаге, что-то пробуждается,
повинуясь его взгляду. Что-то не имеющее ни формы, ни сути, ни собственной
воли, а лишь не знающую преград силу.
* * *
Свинец саркофага был тусклым, с мелкими
вкраплениями чего-то чужеродного. Там, куда упирался его взгляд, Мефодий
заметил потеки свинца. Саркофаг плавился.
– Что там внутри? – шепотом спросила
Даф.