Мефодий Буслаев. Маг полуночи - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Емец cтр.№ 77

Иногда они примыкали прямо, иногда диагонально, иногда же – по счастью, нечасто – приходилось делать рискованный прыжок, что было особенно сложно. Не сам даже прыжок, а то, что сразу за ним прыгала Даф, которая случайно могла вытолкнуть его или вылететь сама из мраморного квадрата. Но где-то внутри, в его сердце жил азарт… Ему нравился лабиринт, нравился риск, нравилось ощущать, как вздрагивает очередная плита, покорно принимая его ногу. Мало-помалу росла его уверенность в себе. Меф больше не прикусывал губу и не закрывал невольно глаза, ступая на новую плиту.

С каждым мгновением его ощущение лабиринта возрастало. Он и лабиринт становились постепенно единым целым, сливались, растворялись друг в друге. У них были одни глаза, одни уши, единая кровеносная система и плоть. Мефодий видел и знал все, что знал лабиринт. Лабиринт видел и знал все, что было известно Мефодию. Хорошо или скверно – это было так. Тайны и преграды, существовавшие между ними, исчезли.

Мефодий вгляделся в соседнюю темную плиту и увидел на ней небольшую руну. Ее значение было ему неясно, но лишь до тех пор, пока он внезапно не сообразил, что руна – это не просто рисунок. Руна – это образ, идея, оттиск мечты. На руну не надо смотреть – в нее нужно заглядывать, как в колодец.

– Это плита огня! Здесь таких немало… – сказал он.

«Как это плита огня.?» – подумала Даф. Подумала, но не произнесла вслух.

Что-то чужеродное настойчиво и мгновенно мелькнуло у нее в сознании. Коричневатое, гибкое… Короткий крик – и трясина, принявшая нечто, ставшее ничем. Стремительно метнулся ввысь голубоватой искрой освободившийся эйдос.

– Да, пепел… Пепел и прах! – сказал Мефодий, отворачиваясь.

– Ты что, мысли мои читаешь? Прекращай! – возмутилась Даф.

Мефодий пожал плечами:

– Извини… Потом, может, и не буду, а сейчас…

– Сейчас само собой получается?

– Вроде того…

– А та, другая плита нормальная?

Мефодий вновь заглянул в открывшуюся перед ним бездну.

– Нет. Это плита старых ошибок… Она хуже огненной. Ты вспоминаешь все свои ошибки, самые горькие, самые унизительные моменты жизни разом, усиленные в сотни раз… и умираешь от боли, которую невозможно вынести… А вот та плита, через одну, что слегка выщерблена, – плита превращений… Ты превращаешься в то животное, которое тебе ближе по духу, тебя охватывает восторг, ты обо всем забываешь, несешься очертя голову, и… твоя жизнь обрывается на какой-то другой плите. Ее магического действия плита превращений ничуть не ослабляет.

– А та, соседняя?

Мефодий присел на корточки, вглядываясь.

– Хм… Честно говоря, я не понял, что означает этот знак… Что-то расплывчатое. Эта плита… ну вроде… плиты сумасшедшей медлительности, трусости… Ты медлишь, откладываешь, боишься принимать решения, упускаешь возможности, тебя просто парализует медлительностью… Ты застываешь на месте, а плита спустя некоторое время проваливается… Вместе с тобой. И ты даже в падении сомневаешься, поступил ли ты верно или нет.

– Что-то больно философское! – сказала Даф, оглядывая ковер плит, казавшийся ей, в отличие от Мефодия, совсем однообразным. Это для него каждая плита была особенной.

– Ага… Зато вон там – ах да, ты же не видишь клейма! – плита милых внезапностей. С тем, кто наступил на нее, вечно начинает что-то твориться: люки без крышек, карманники, упал на ровном месте, обжег руку, прищемил палец, сел не в тот вагон, сломал ногу, выпил уксус… Тут, конечно, все ускорено и уксуса нет, но финал ясен…

Мефодий оглянулся в другую сторону:

– А вот еще плита огня… Тут их куча… Плита голода… Мороза… Болезни… Лени…

– Как это лени? Разве это опасно?

– Смотря какая лень… В случае этой лени мы с тобой попросту расползлись бы по плите амебами. Вялыми, дряблыми, опустившимися. Нам было бы лень разговаривать, смотреть по сторонам, думать… А третья плита, ну если вот от этой считать, плита предательства! Ты меня чуть на нее не толкнула!

– И что бы случилось?

Мефодий прищурился:

– Разве не ясно? В последний раз на этой плите два родных брата вонзили друг в друга кинжалы, а прежде были не разлей вода. Не расставались ни на минуту.

– А если бы наступил один? В смысле, если бы кто-то один шел?

– Не знаю… Не видно… хотя… Такое тоже было… однажды… тогда человек просто предал сам себя, свои надежды и устремления, и это было еще хуже. Мерзко и отвратительно, как ничто другое. Ему стало так скверно, что он шагнул на соседнюю плиту огня и перестал существовать… Остался один пепел. Но так было даже лучше, потому что хотя бы боль исчезла.

– Ну пошли… Ты куда хотел наступить? Сюда? – поторопила Даф. Отрешенное и прозорливое состояние Мефодия ей совсем не нравилось.

– Стой! – вдруг крикнул Мефодий. Его занесенная нога замерла над плитой, на которую собиралась опуститься, и вернулась обратно. Нет, эта плита определенно излучала серебристое безопасное сияние, но… одновременно что-то было не так. Какой-то подвох, сбой ритма…

– Да стою я, стою… Никто уже никуда не спешит! – пробурчала Дафна, ровным счетом ничего не понимавшая.

Мефодий ждал, пристально уставившись на плиту. Он сам не знал, что заставляет его это делать. Пять минут, десять… Даф переступала с ноги на ногу, ощущая себя застоявшимся осликом.

– Ты же говоришь, что это та плита! Или ты уже сомневаешься?

– Нет, не сомневаюсь. Та.

– Так чего же ты ждешь?

– Не мешай!!!

Даф с тревогой уставилась на Мефодия. Такой интонации у него она еще не слышала. «Ну вот! Мной уже командуют! И кто? Почти лопухоид! Правда, не совсем, но все же!» – подумала она.

Мефодий продолжал ждать, сам не зная чего. Внезапно твердые и определенные очертания плиты дрогнули и куда-то поплыли. «А вдруг я ошибся?» – сказал себе Мефодий и тотчас… не размышляя, сделал шаг.

Плита дрогнула, пошла вниз и… выдержала. Бытие не раскололось. Мефодий не ощутил ничего, кроме легкого покалывания. Даф поспешила за ним.

– Плита терпения. Она убивает торопливых, – пояснил Мефодий.