— Спасибо, — сказала Катрина.
— Вот, возьмите. — Рико Хэррем поднялся, протягивая ей стул, а сам отошел и сел на убранную кровать. На приличном расстоянии.
Катрина уселась и ощутила тепло его тела, все еще хранимое сиденьем. Рико отодвинулся подальше, когда она подвинула стул чуть ближе, и Катрине подумалось, что, возможно, он из тех, кто в действительности боится женщин. Что именно поэтому он не насиловал их, а наблюдал за ними. Оголялся перед ними. Звонил им и рассказывал обо всем, что хотел с ними сделать, но, естественно, не решался. Список преступлений Рико Хэррема был скорее омерзительным, чем пугающим.
— Вы кричали мне вслед, что Валентин не умер, — сказала она, наклонившись вперед.
Он снова отодвинулся. Язык его тела был оборонительным, но улыбка не изменилась: наглая, полная ненависти, сальная.
— Что вы хотели этим сказать? — спросила Катрина.
— А ты как думаешь, Катрина? — произнес он в нос. — Что он жив, вероятно.
— Валентина Йертсена нашли мертвым здесь, в тюрьме.
— Да, все в это верят. А этот тип снаружи рассказал тебе, что сделал Валентин с зубной врачихой?
— Сказал что-то про юбку и нейлоновые чулки. Вы ведь от этого возбуждаетесь.
— Валентин возбуждается. В буквальном смысле. Она обычно приходила сюда два раза в неделю. В то время многие жаловались на зубную боль. Валентин, угрожая ее собственной бормашиной, заставил ее снять нейлоновые чулки и надеть себе на голову. Он оттрахал ее в зубоврачебном кресле. Но, как он объяснил позже, она просто лежала, как тушка. Наверное, ей дали неправильный совет на случай, если произойдет подобное. И Валентин достал зажигалку, и да, он возбуждается от вида нейлоновых чулок. Ты видела, как плавится горящий нейлон? В ней была адская жажда жизни. Крики и дикие вопли. Запах лица, сплавленного с нейлоном, стоял в той комнате несколько недель. Не знаю уж, куда она подевалась потом, но, думаю, ей больше не стоит бояться изнасилования.
Катрина посмотрела на него. «Распетушился», — подумала она. У него было лицо человека, которого так часто били, что ухмылка стала его автоматической защитной реакцией.
— Если Валентин не умер, то где же он тогда? — спросила она.
Ухмылка стала шире. Он натянул одеяло на колени.
— Будьте так добры, скажите, если я теряю время, Рико, — вздохнула Катрина. — Я провела так много времени в психиатрическом отделении, что психи навевают на меня скуку. Ладно?
— Ты ведь не думаешь, что я бесплатно поделюсь с тобой такой информацией, а, начальник?
— Моя должность называется следователь по особым делам. И какова же цена? Сокращение срока?
— Я выхожу на следующей неделе. Мне нужно пятьдесят тысяч крон.
Катрина звонко и добродушно рассмеялась. Так добродушно, как только могла. И в его взгляде проступила ярость.
— Ну, тогда мы закончили, — сказала она и поднялась.
— Тридцать тысяч, — произнес он. — Я совсем на нуле, а когда выйду отсюда, мне надо купить билет на самолет, чтобы улететь куда подальше.
Катрина покачала головой:
— Мы платим информаторам только в тех случаях, когда речь идет о сведениях, способных пролить совершенно новый свет на дело. На большое дело.
— А что, если это как раз такое дело?
— Мне все равно пришлось бы разговаривать со своим начальством. Но мне казалось, вы что-то собирались рассказать мне. Я здесь не для того, чтобы вести с вами переговоры о том, чего я не могу вам дать.
Она подошла к двери и подняла руку, чтобы постучать.
— Подожди, — сказал красный череп. Голос у него стал тонким. Он подтянул одеяло к самому подбородку. — Я могу кое-что рассказать…
— Как я уже говорила, мне нечего предложить вам взамен. — Катрина постучала в дверь.
— Ты знаешь, что это такое?
Он держал в руке инструмент цвета меди, при виде которого сердце Катрины сбилось с ритма. Но вскоре она поняла: то, что она на несколько наносекунд приняла за дуло пистолета, всего лишь машинка для нанесения татуировок, из кончика которой торчит иголка.
— В этом заведении наколки делаю я, — сказал он. — И чертовски неплохо. А ты, наверное, знаешь, как они идентифицировали труп Валентина, когда нашли его?
Катрина посмотрела на него. На сузившиеся, полные ненависти глаза. На тонкие влажные губы. На красную кожу, проступающую под жидкими волосами. Татуировка. Лицо демона.
— Мне по-прежнему нечего дать вам взамен, Рико.
— Ты могла бы… — Он скорчил гримасу.
— Да?
— Если бы ты расстегнула блузку, я бы увидел…
Катрина с недоумением оглядела себя.
— Вы имели в виду… их?
Она положила руки снизу под груди и почувствовала волну жара, исходящую от мужчины на койке.
Снаружи донесся скрежет ключа в замке.
— Надзиратель, — произнесла она, не отводя взгляда от Рико Хэррема. — Дайте нам, пожалуйста, еще несколько минут.
Скрежет прекратился, надзиратель что-то сказал, и она услышала звук удаляющихся шагов.
Адамово яблоко на горле Рико было похоже на маленького пришельца, который дергался вверх-вниз, стараясь выбраться на волю.
— Продолжайте, — сказала Катрина.
— Только после…
— Вот мое предложение. Блузка останется застегнутой. Но я сожму один сосок, и вы увидите, как он набухнет. И если вы расскажете мне что-нибудь интересное…
— Да!
— Если вы шевельнетесь, сделка отменяется. Хорошо?
— Хорошо.
— Итак. Говорите.
— Это я изобразил лицо демона на его груди.
— Здесь? В тюрьме?
Он извлек из-под одеяла лист бумаги.
Катрина двинулась в его сторону.
— Стоп!
Она остановилась и посмотрела на него, потом подняла правую руку, нашла под тонкой тканью лифчика сосок и сжала его большим и указательным пальцем. Попыталась не игнорировать боль, а принять ее. Немного прогнула спину, почувствовала, как кровь приливает к соску и он выступает из-под ткани. Она позволила ему увидеть это. Услышала, как участилось его дыхание.
Он протянул ей бумагу, она подошла и схватила ее, после чего села на стул.
Перед ней был рисунок. Катрина узнала его по описанию надзирателя. Лицо демона, растянутое в стороны, будто в щеках и во лбу у него были крючья. Демон кричал от боли, кричал, чтобы вырваться наружу.
— Мне казалось, что эта татуировка появилась у него за много лет до смерти, — произнесла Катрина.
— Я бы так не сказал.
— Что вы имеете в виду? — спросила Катрина, изучая линии рисунка.