Угроза вторжения - читать онлайн книгу. Автор: Олег Маркеев cтр.№ 147

«Зоиванна», которую, побродив по коридорам, наконец нашел Гаврилов, оказалась знойной женщиной бальзаковского возраста. Он так и вошел в ее кабинет, держа в вытянутой руке удостоверение. Она лишь кивнула высоким блондинистым начесом и продолжила крыть матом двух понуро повесивших голову здоровяков, судя по перемазанным кровью халатам — мясников.

— Так, красавчик, тебе чего? — спросила она, переводя дух после особо витиеватой фразы.

— Организуйте двадцать коробок «Ассорти», — как мог твердо сказал Гаврилов.

«Зоиванна» неожиданно заржала, как любимый конь Буденного перед парадом, и напрочь заглушила вторивших ей мясников. После этого она долго вытирала слезы и еще дольше восстанавливала макияж, для чего завалила стол разномастными коробочками французской косметики.

— Ну ты дал, красавчик! — Она тяжело вздохнула, отчего огромные груди угрожающе приподнялись над краем декольте. — Так и в гроб недолго. Юрка Никулин, что ли, прислал?

Сказать, что прислал полковник Самсонов, значило вызвать новый приступ истерического гогота, это Гаврилов уже понял.

— Пару слов с глазу на глаз. — Он замялся и добавил: — Если можно.

Зоя Ивановна как-то странно на него посмотрела и одним кивком головы услала мясников вон. Достала из небрежно надорванной пачки «Мальборо» сигарету, прикурила от пьезозажигалки и медленно выдохнула дым через свернутые трубочкой губы прямо в Гаврилова.

— Я тебе, красавчик, сейчас все организую, — нехорошо усмехнувшись, сказала она. — Прямо отсюда поедешь служить… Куда тебя послать-то? Худой же, на Севере, того гляди, концы отдашь. Ай, пусть сами решают! — Она потянулась к трубке. — Что-то я не разглядела, ты из чьих соколиков будешь?

— Зоя Ивановна, вы не так поняли. — У Гаврилова по спине скользнула холодная капелька.

— Ты что, вчера родился?! — задохнулась от возмущения Зоя Ивановна, — Ты куда вломился, молокосос?! Ты в «Елисей», к Зое Ивановне вломился! Да те еще лет десять в продмаге Малаховки отовариваться положено! Сюда люди с лампасами без стука не входят. А ты, архаровец, с «ксивой» своей наперевес… Нет, таких лечить надо. Все, звоню! — Она сняла трубку, ткнула в диск густо накрашенным ногтем.

Спустя много лет Гаврилов не мог понять, какая сила подрубила его под коленки и опрокинула на пол. И куда вдруг испарился воспитанный в «Вышке» гонор от принадлежности к «элите нации», как втолковывал им начальник курса.

— Зоиванна, — прошептал он, едва сдержав слезы. Та с минуту смотрела на стоящего перед ней на коленях Гаврилова, потом нехотя положила трубку и вздохнула:

— И что мне с тобой, красавчик, делать? Шеф послал, да?

— Ага, — кивнул Гаврилов, сообразив, что самое страшное уже позади.

— Сука у тебя шеф. Давай и мы его куда-нибудь пошлем! — Глаза Зои Ивановны вспыхнули огнем оскорбленного чувства материнства.

«А ведь пошлет же, стерва! Один звонок — и Самсонов ловит китайских шпионов где-нибудь в Благовещенске», — подумал Гаврилов и отчаянно замотал головой.

— Как хочешь. Я думала, ты умнее. — Зоя Ивановна сразу же потеряла к нему всякий интерес. Что-то быстро черкнула на клочке бумаги. — Отнесешь в третий цех. Тридцать коробок. Деньги в кассу.

Третий цех оказался полуподвалом, доверху забитым картонными коробками. Гаврилов напряг все знание английского, но большей части надписей разобрать не смог.

— Какие брать-то будешь? — спросила кладовщица, перехватив ошалелый взгляд Гаврилова, блуждающий по штабелям коробок.

— Самые лучшие, — нашелся Гаврилов.

Второй урок последовал сразу же после ноябрьских праздников. Взяли малохольного скрипача-диссидента. Арест был давно согласован, парень продолжал пиликать в филармонии и травить антисоветчину на кухне и не ведал, что только высшие политические соображения — «не давать повода вражеской пропаганде очернить светлый праздник советского народа» — позволили ему посидеть с друзьями за праздничным столом. Самсонов, лично руководивший обыском и проведший первый допрос, вызвал Гаврилова и сказал, смачно, как грузчик после трудового подвига, растягивая папиросу: «Молодой, спать тебе еще рано. Свези клиента в Лефортово».

Именно в тот вечер Гаврилов испытал тот высший пик блаженства, когда на одном вдохе познаешь все тайны бытия. Даже первый опыт узнавания и наслаждения женским телом не шел ни в какое сравнение. Чувство было намного острее, пьянило своей запредельностью.

Всю дорогу он поглядывал в зеркало на зажатого между двумя операми скрипача. При аресте и на допросе он еще более-менее держался, а тут расклеивался с каждой минутой. Гаврилов ждал, что вот-вот из черных навыкате глаз брызнут слезы. Но скрипач только кусал губы. А когда вздрогнули железные ворота Лефортовской тюрьмы и медленно поползли в сторону, открывая проезд машине, Гаврилов как по наитию развернулся на переднем сиденье и заглянул в лицо скрипача. И ошалел.

Оно медленно наливалось мертвенной бледностью. Это уже была маска, на которой еще жили глаза и тонко-тонко, как у птенца, дрожали веки. Не было избалованного поклонницами скрипача, не было любимца семьи и дежурного остряка диссидентских сходок. Был труп с окостеневшим лицом. Прошлое для него уже умерло, а будущего не будет никогда.

«Нет ада и врат, ведущих в него. Нет бездны и геенны огненной. Выдумали это все те, перед кем распахивались железные ворота темниц. Лишь им, умершим на пороге и до конца земных дней так и не воскресшим, людская молва обязана страшными сказками об аде. Только так никто и не понял этих мертвых пророков: ад — он всегда рядом, и врата его всегда открыты». — Мысль, ворвавшаяся в сознание, была настолько чуждой Гаврилову, что он невольно вздрогнул.

И вслед за этим знанием, обжегшим мозг, откуда-то изнутри поднялась теплая, вязкая волна удовольствия, Гаврилов рефлекторно сжал колени, вдруг захотелось рассмеяться, плюнуть в это мертвое лицо. Он не знал, откуда это в нем. Еле сдержался, отвернулся, развалился в кресле и закрыл глаза, пьяный от неведомого ранее чувства превосходства над униженным до последней черты человеком.

Самое странное, что Самсонов в тот вечер не ушел домой, дождался Гаврилова. Вполуха выслушав доклад, он молча кивнул на свободный стул, достал из-под стола початую бутылку коньяка. Гаврилов испуганно оглянулся на дверь. В коридорах управления было непривычно тихо. В кабинете горела только настольная лампа, освещая угол стола с одиноко белеющим листом бумаги.

— Сядь, молодой, не дергайся. — Самсонов небрежно плеснул коньяк в стаканы, повозился в ящике и выложил на стол коробку «Ассорти», тех самых, через унижение добытых Гавриловым. — По твоему очумелому виду я понял, что урок пошел в прок, так? — Гаврилов кивнул. — Я подписал твою характеристику. Работать ты у нас будешь. Больших звезд не гарантирую, но работать ты сможешь. — Он медленно высосал из стакана коричневую влагу, бросил в рот конфету. — Скажи честно, сладко было?

— Да, — кивнул Гаврилов, сразу же поняв, какую невыносимую сладость имеет в виду Самсонов.