Ромео с большой дороги - читать онлайн книгу. Автор: Дарья Донцова cтр.№ 63

Нехорошо, конечно, признаваться в подобном, но я безумная эгоистка, очень люблю свою спальню, свою кровать с удобным матрасом, высоко ценю возможность курить тайком, высунувшись из окна в сад. И вообще, моя комната – это МОЯ комната. Но если манто не обнаружится, Сергей точно выставит Танюшку вон. И тогда куда деваться Борейко? То-то и оно! А заполучив шубейку, сумею помирить парочку. Более того, пущу в ход всю свою хитрость и весь недюжинный ум, чтобы убедить Сергея по-настоящему жениться на Тане. В моих интересах сделать так, чтобы Борейко оказалась счастливой супругой толстого кошелька. Именно по этой причине я и попрусь сейчас по забитым дорогам, даже не останавливаясь около кафе, чтобы перекусить.

Насколько знаю, во всяких медицинских учреждениях установлен идиотский режим: подъем там в шесть утра, а после пятнадцати часов ни одного врача не отыскать, специалисты разбегаются по домам, остается лишь дежурный, но он предпочитает забиться в самый дальний угол и задремать. Знаете, что роднит медиков и солдат-первогодков? Умение спать в любом положении в свободную минутку.

Давно заметила: если рассчитываю на худшее, то на деле события станут развиваться намного гаже, чем предполагалось. Я ожидала пробок из-за чрезмерного количества машин на улицах города, который возводился без учета возрастания транспортного потока, но, выехав на проспект, стала свидетелем невероятного зрелища. Хорошо хоть, в момент крайнего изумления стояла на перекрестке, ожидая зеленого сигнала светофора, иначе легко могла попасть в аварию. Так вот, в том месте шоссе резко поворачивало влево, и я взвизгнула: по небу летели машины, крохотные иномарки то ли японского, то ли французского производства. Конечно, я обомлела. Впрочем, изумление охватило не только меня. Гаишник, мирно дремавший в будке, выбежал на середину дороги и начал нервно кричать что-то в рацию, из ближайших автомобилей выскочили шоферы и уставились на «самолеты». Малолитражки, правда, долго в воздухе не задержались, а дождем посыпались вниз. Над дорогой поплыли грохот, звон и бурный мат.

– Все! – безнадежно воскликнул парень в джинсах, стоявший около моей машины. – Влипли по полной!

– А что случилось? – высунулась я из окна.

– Авария, – сердито пояснил юноша. – Доставщик из автосалона в отбойник тюкнулся, весь груз растерял. Теперь застряли на полдня, пока металлолом соберут, офигеем. Сигаретки не найдется?

Я протянула ему пачку и пригорюнилась. Да уж, не повезло. Но невезение сегодня оказалось глобальным. Едва я с трудом проползла мимо места, где валялись покореженные «букашки», и выехала на МКАД, как оказалась свидетельницей нового ДТП. На этот раз беда случилась с бензовозом, и пришлось ждать, пока специальные машины вымоют трассу.

Короче говоря, в интернат я прибыла значительно позже, чем рассчитывала, к тому же усталая, потная и злая. Вход в здание стерег дряхлый дедушка, одетый в черную форму.

– Куда? – прохрипел он, не открывая глаз.

– Внутрь, – ответила я.

– К кому?

– К Алевтине Кулькиной.

– Проходи, – прошептал старичок, снова медленно погружаясь в сон. – Бахилы напяль, пять рублев в копилку положь!

– А где она? – попыталась я вытащить дедулю из крепких объятий Морфея.

– Тама, – обморочно пояснил дедок, – на тумбочке.

Я повертела головой и увидела картонную коробку из-под обуви, в крышке которой чья-то не слишком аккуратная рука прорезала дырку.

– Куда? – вдруг дернулся дедушка.

Я удивилась:

– Вы меня спрашиваете?

– Куда? – вяло повторил пародия на секьюрити.

– Внутрь.

– К кому? – продолжил дедуська, мерно потрясывая головой.

Ощутив себя героиней фильма «День сурка», я покорно ответила:

– Хочу увидеть Алевтину Кулькину.

– Проходи, бахилы напяль, пять рублев в копилку положь!

Диалог настолько заворожил меня, что абсолютно автоматически я завершила его вопросом:

– А где она?

– Тама, на тумбочке, – кашлянул охранник.

Я вновь глянула на коробку. Интересно, кто выдает бахилы? В непосредственной близости от «кассы» не видно было контейнера с этими полиэтиленовыми мешочками на резинках.

– Куда? – снова встрепенулся дед.

– Внутрь.

– К кому?

– К Алевтине Кулькиной.

– Проходи, бахилы напяль, пять рублев в коробку положь.

Мне стало смешно. Похоже, в бравого охранника засунут диск с примитивной программой. Через каждые три минуты находящийся в коматозе старичок выдает нужный текст. Может, он вообще не человек, а робот?

Память неожиданно подсунула воспоминание. Вот я, безалаберная третьекурсница, тоскую на семинаре по французской литературе. За окнами аудитории бушует зеленый май, в столице стоит непривычная для москвичей теплая, ясная, солнечная погода. Абсолютное большинство жителей гуляют в парках и нежатся на пляжах, а несчастные студенты парятся в душных аудиториях, изучая наследие классиков. Сами понимаете, что выполнять домашнее задание никто не собирался. Я не была исключением, поэтому сидела тихо-тихо, не желая обращать на себя внимание преподавательницы Эммы Сергеевны, старейшего профессора института, жуткой зануды и оголтелой фанатки зарубежной литературы девятнадцатого века.

Но, видно, таково уж было мое счастье. Эмма обвела взором ряды столов и велела:

– Васильева! Даша, иди к доске!

Тут следует добавить, что Эмма Сергеевна, справившая восьмидесятилетие, вела занятия по старинке. В ее голове, слегка тронутой склерозом, прочно засело убеждение: все студиозусы отвратительные лентяи, они глотают накануне экзаменов знания непрожеванными кусками, кое-как удерживают их до испытаний, а получив отметку, мигом забывают про Золя – Бальзака – Гюго – Мопассана. Основную массу профессуры подобное положение вещей не напрягало. В ведомости стоит «Зачет»? Следовательно, прощайте, ребятки, курс освоен. Но Эмма была профессором старой школы, она наивно желала впихнуть в деревянные студенческие головы крупицы знаний, поэтому ее семинары превращались в пытку, они до боли напоминали уроки литературы в шестом классе общеобразовательной школы. Сначала профессор вызывала к доске студента и требовала изложить домашнее задание. За ответ ставилась отметка и следовал комментарий, вся суть которого сводилась к одной простой мысли: