Цвингер - читать онлайн книгу. Автор: Елена Костюкович cтр.№ 48

…На него продолжали валиться ненужные подробности жизни уже не одной только Любы — всех персонажей ублюдочного сериала. «Квартирант и Фекла на диване». Синьора Флавия вообще считай голову потеряла. Очень Любу желает удержать, потому что ей нравится румын Николай, нынешний Любин знакомый. Хотя Флавия сильно немолода. Однако она постоянно ходит без трусов. Этот новый Николай, у него есть бизнес — продажа на ярмарках гигантских надувных зайцев и шариков, и есть еще один бизнес — извоз в Румынию и на Украину, а третий, кажется, прокат шезлонгов на пляже, и какие-то белорусские глухонемые, и бог знает сколько бизнесов еще.

…Виктор держится из последних сил. Скоро Мальпенса, и избавление уже не за горами. Не за Альпами. С Наталией поговорить. Любу из Наталииного дома удалить хирургически.

…А Ливио хотя и фармацевт, но виагру не пользует. Может, как раз потому, что фармацевт. Боится копыта откинуть. А вот, помнится, лет десять тому назад у Любы был старичок восьмидесяти двух, жену нянчила Люба на фисе, и этот муж возникал к Любе, и спасу от него не было, и Люба все себе задавала вопрос: ну как это совместимо с его возрастом? А впоследствии выяснилось, что он имеет еще и любовницу сорока четырех, у нее двое маленьких детей, и они со старичком утром отвозили ее детей в школу, потом уезжали в Швейцарию в отель, там он, как и перед Любой, принимал виагру, ее муж не знал ничего, точно как и его жена, пока в дом к старичку не пришел какой-то счет из гостиницы. Люба увидела счет, ты уже понял, Витя, я же там в ихних бумажках по-итальянски не петрю, так и передала этот конверт жене старичковой… А жена бы молчала лучше. Она парализованная. Флавия вон еще живенькая какая, и то не вмешивается в дела господина Ливио. Однако жена, даром что калека, а взорвала что могла. И свой брак разрушила, и чужой, и довела чужого мужа до психбольницы. Вот это гнидство. Таких баб понять, по представлению Любы, вообще нереально…

Вика усилием воли воспарил над собой в прострации. О, удалось отключить звук! Так бывало, когда Бэр его карандашом гипнотизировал. Приходи скорей, нежный транс, добро пожаловать, обморок. Милый, милый карандаш перед лицом. За ним могучий толстый лоб верховного Бэра. Бэрова мощная голова. Переползли назад очки на кожаной тесемке… Любу отогнать. Наталия спросит — за что. Как объясню? За душевную нетонкость? Или за глубинное знание нашей с вами говенной натуры, лорды? Любу не отогнать следует, а отогреть. Принять к душе… — Виктор хрюкнул, — прижать к душе и потискать, как господин Ливио, заглотав перед тем предварительно голубую пилюлю.

Люба что-то еще добавляла. Голос мило запинался. Интонации женственные и обволакивающие — есть, есть в ней все же, подумал Виктор, — но тут он ощутил спиной и задом изменение скорости и поворот. Такси как раз вписывалось в левую из двух дорог на перепутье. Мимо плыло ответвление на «Озерную» дорогу двадцать шесть, Варезе-Гравеллона Точе.

До чего же в правильный момент эта развилка его спасла!

…Именно на двадцать шестую, курсом на Валь-Сезию, а вернее — на Миазино, свернула их машина из аэропорта в августе восьмидесятого, когда он мчал в Италию искать Антонию. Когда она в телефон рыдала: «Если только нам удастся встретиться в замкнутом саду. Нас может свести мертвый партизан. Запомни. И, я надеюсь, живая партизанка поможет нам. Но если я не буду там — не виновата».

Про замкнутый сад Вика не сомневался. Hortus conclusus. Древнее название бурга и озера Орта. О встрече в Орте зачем-то, будто предвидя беду, они договаривались друг с другом в самом начале любви, в Москве, в номере «Космоса».

Вальтер, кузен его женевского сокурсника, встретил тогда и отвез Виктора из Мальпенсы в Форесто. Он был душевный человек, готовый предоставить питание и кров. Но машину отдать свою Виктору не мог и шофером при нем не мог работать, поскольку учительствовал в школе. Электричкой из Квароны до Орты двадцать пять километров пути превращались при идиотизме местных расписаний в два с половиной часа с двумя пересадками. Автобусного сообщения не было. Поэтому Виктор, поблагодарив друзей, попрощался и уговорил монахов Орты, чтоб пустили его ночевать в сторожке за уборку парка и утилизацию выдранного бурьяна.

Посредине озера остров, по легенде — пристанище змей. А напротив змеиного логова, на берегу озера, на склоне (как днепровский…), высятся двадцать две капеллы, уставленные статуями, — отображают жизнь Франциска Ассизского. На середине подъема кладбище с могилами бойцов Сопротивления. Идеальное место, где Антония могла найти рифму к собственной партизанщине. В Орте обитала Джанна-Аделаида, участница легендарного отряда Франко Франки, связная между туринским штабом Сопротивления и бойцами Новары и Оменьи. Та, что по ледяной воде, практически на виду у гитлеровцев, перевозила еврейские семьи по озеру в Швейцарию. Уникальная собеседница, увлекательная, устойчивая, как заоконный бук или приколодезный вяз. Бывшая партизанка, не зря она взяла боевое имя Джанна, Жанна д’Арк. Единственная, с кем Антонии подолгу болтать случалось. К ней-то, наверное, Антония и обратилась за помощью. Ее-то и имела в виду как «живую партизанку».

А насчет «мертвого партизана» оставалось только гадать.

На спуске от станции в бург при дороге — древовидный вереск, мирт и дрок. В полдень волнами тянется аромат от зарослей розмарина, лаванды, шалфея. Одна за другой сменяются пасеки и выгоны для коз. Городишко, похоже, опустел в годы экономического чуда. Виллы огромные, пустейшие. С какими-то глядящими на озеро иллюминаторами в цоколях. Барочные портики с пучками колонн и раскрепованными карнизами зарастали бурьяном по шею взрослому мужику. И посередине, самостоятельно прижившиеся, поворачивались туда и сюда любопытные подсолнухи.

Из ухоженного монастырского сада селекционные культуры утекали на пустыри, дичали и заселяли собой поместья: громадную виллу Натта, со львами на воротах и забором протяженностью в Лувр, марокканскую виллу Креспи, над которой кичевый минарет виден, увы, с любой точки озера.

Виллы соединялись булыжными проходами меж высоких стен. Кладку и справа и слева пробивали, как пики, молодые побеги. Виктор дотопал от виллы Креспи по прохладному ущелью до Святой горы. Наверху стены, разрывая зев, голосила маленькая собака, не опасная, однако дерзкая — лаяла в двух шагах от его ушей. На другой стене за решеточкой вспрыгивали на ограждение тибетские козы, бежево-каштанового окраса, голенькие, холеные и капризные. Такие козочки хотят, чтобы путник обрывал им листья с веток — хотя могли бы самостоятельно сорвать, но интересно же пообщаться! — и скармливал с руки. А они бы кокетливо брали, косились и присаживались. Такая у них с прохожими эротическая игра, у коз карликовых.

Орта обещала ему Тошу, но не показывала. Вообще никого не было. Тишина нарушалась только звуками птичьей охоты. Свистели в воздухе время от времени сапсаны. Да еще жуки, кузнечики и пчелы со шмелями гудели и дзинькали в изобилии, потому что и дикие растения, и купырь, и всякие сухоцветы-медоносы, и липы в парках, и каштаны с акациями — все это предлагало нектары на любой хоботок. Все виды меда продавались там, в Орте, кроме гречишного.