Катино лицо покрылось красными пятнами. Администратор вжала
голову в плечи, и тут одна из дверей распахнулась и на пороге появилась
стройная девушка с безупречной фигурой. Красивые длинные ноги были упакованы в
белые лаковые сапоги-ботфорты, коротенькая юбочка подчеркивала осиную талию,
блестящий топик открывал упругую, высокую грудь. Откинув прядь густых рыжих
волос, девушка нежным голосом сказала:
– Добрый вечер.
– Алена! – взвизгнула Глафира. – Ты суперски
смотришься! Рада тебя видеть.
– Мне приятно, что мы вместе работаем, –
улыбнулась Алена.
Я страшно удивилась. Это Лапина? Надо же, какая молодая и
очень худенькая. На экране телевизора певица кажется более полной и не такой
красивой, но сейчас, стоя около нее нос к носу, я поняла, что Алена очень
хороша собой. У нее большие, необычного разреза глаза, и потом, эта улыбка, то
ли грустная, то ли слегка усталая, однако от нее певица сделалась еще краше.
Интересно, я помню Лапину, а как меня зовут – нет!
– Ах, девочки, – засуетилась Катя, – жаль, я
фотоаппарата не взяла! Наши звезды рядом!
– Твой новый диск – супер, – взвизгнула
Глафира. – Особенно вот эта… трал… та-та-трам!
– Спасибо, – улыбнулась Алена, – ты тоже
постоянно хиты выпускаешь. Свин умеет подыскать композитора. Извини, мне пора.
Катя, пошли.
– Катя, – быстро попросила Глаша, – ну-ка
проверь, все ли у меня в гримерке в порядке. А то в прошлый раз на столике
таракан сидел!
Несчастная Катя растерялась. Казалось, видно, как в ее мозгу
крутятся вопросы. Как поступить? Бежать, показывать дорогу Лапиной? Тогда
Глафира распсихуется, сорвет выступление. Броситься в гримерку к Глафире? Тогда,
не дай бог, Лапина обидится.
Мне стало жаль несчастную, ну и работа! Ей-богу, никаких
денег не захочется.
Внезапно Алена улыбнулась.
– Вы, Катя, лучше помогите Глаше. Я-то опытная полковая
лошадь, не первый день на сцене, меня тараканами не запугать, впрочем, мышами
тоже, насмотрелась на гастролях. Клуб ваш я великолепно знаю, сама дорогу на
сцену найду. Счастливо, Глаша, успеха.
Высокая, стройная фигура в белых ботфортах стала удаляться
по коридору. Я посмотрела ей вслед. Один – ноль в пользу Лапиной. Мало того,
что она хороша собой, так еще умна и отлично воспитана. Мигом, с улыбочкой
поставила Глафиру на место. Настоящей звезде вовсе не требуется устраивать
скандалы, чтобы подтвердить свой статус, всем и так понятно, «ху из ху»!
Красная от злости Глафира ворвалась в гримерку.
– Тоже мне, – гневно воскликнула она, –
суперстар, блин! Растолстела, обабилась, жуткий вид! Песни – словно вой
мартовской кошки, а туда же! Дома пора сидеть, картошку жарить! Звездища! Ну
что встала, Танька, вынимай костюмы! А ты уматывай, мне переодеваться надо,
краситься.
Последняя фраза относилась к Кате.
– Конечно, конечно, – заворковала та, –
впрочем, Глашенька, ты такая красавица, что и грима не надо!
– Ступай, встречай других, подлиза, – капризным
тоном сказала Глафира.
Катю вымело за дверь. Глафира села в кресло и другим,
совершенно нормальным голосом произнесла:
– Гляди, чтобы сюда кто из журналюг не пролез с
фотоаппаратом.
– Зачем ты так ее отругала, – не вытерпела
я, – она же на работе! Некрасиво получилось.
Глаша хихикнула:
– Мне положено звездить. У меня имидж такой –
девочка-крик. А еще я много пью, видишь?
Наманикюренный пальчик ткнул в бутылку «Хеннесси».
– Сейчас я ее наполовину оприходую, –
развеселилась Глафира и, схватив коньяк, стала отвинчивать пробку.
– Ой, не надо, – испугалась я, – тебе же еще
работать!
– Имей в виду, – заявила Глафира, – я
дебоширка, пьяница, развратница, меняю мужиков каждый день, устраиваю погромы в
клубах, хамлю газетчикам…
С этими словами она отхлебнула из горлышка, пополоскала рот,
выплюнула коньяк в висевшую на стене раковину, потом вылила туда же примерно
полбутылки и вздохнула:
– Пожалуй, хватит. Ну, похожа я на пьяницу?
– Зачем тебе ею прикидываться? – удивилась я,
вынимая сценическую одежду.
– Имидж такой.
– Не очень-то приятный.
– Дурочка ты, – вздохнула Глафира, – я –
бренд, а всякий бренд делается более ценным от частого упоминания. Надо, чтобы
о тебе постоянно писали газеты, вот я и даю им повод.
– Но можно же привлечь к себе внимание творчеством!
Постоянно петь новые песни!
Глаша замерла с разинутым ртом, собралась что-то сказать, но
тут в комнату влетела тонкая вертлявая девица.
– Сюда нельзя! – замахала я руками.
– Это моя бэк-вокалистка, – остановила меня
Глаша. – Нина, привет.
В гримерную стали без конца вваливаться люди, я кидалась к
каждому, но потом перестала, потому что все они оказались свои.
Мальчики-танцовщики, музыканты, девчонки из подпевки… Никто никого не
стеснялся. Балетные бегали голыми и, матерясь, рылись в сумках, разыскивая
белье. Подпевки, не смущаясь, разгуливали топлесс. Натягивая на себя расшитые
блестками шортики, они со смаком обсуждали какую-то Лариску, спешно и весьма
удачно вышедшую замуж. Никаких разговоров о высоком искусстве и предстоящем
выступлении никто не вел.
Потом народ понесся на сцену, а я, устав от бесконечного
застегивания крючков и завязывания тесемок, пошла в туалет, заперлась в
кабинке, села на унитаз и пригорюнилась. Таня Рыкова. Отчего это имя и фамилия
не вызывают у меня никаких эмоций? Кто я такая? Где жила? Кто мои родители? В
памяти сплошной прочерк. И что странно – всякие бытовые привычки остались при
мне. Я умею чистить ботинки, гладить юбки. Во всяком случае, только что я
справилась с работой. Может, не слишком ловко, но при виде утюга я особо не
удивилась. Правда, один из мальчишек обругал меня за то, что я не расправила
складки на рубашке. Наверное, там, в другой жизни, я все же была не слишком
умелой работницей, но ведь имела какие-то навыки и не забыла про них. Еще я
совершенно адекватно веду себя в быту – чищу зубы, натягиваю колготки на ноги,
а не на руки. Более того, я узнала Алену Лапину, помню, многократно видела ее
раньше, только не вживую, конечно, а на экране телевизора. Но почему тогда я не
могу вспомнить свое имя?
Слезы подступили к глазам. Быстро отмотав кусок туалетной
бумаги, я поднесла его к лицу и услышала голос Кати: